(Азантуль) - Проклятье чёрных роз (СИ)

маскировка. Людишек с толку сбивать. Это ты так при жизни выглядел? – с некоторой заинтересованностью. Несмотря на неприязнь к мужскому полу Морелла всё ещё оставалась девушкой с безупречным вкусом и тонким чувством прекрасного.

— Скажешь то же, при жизни. Я же был книжным червём. Носа из библиотеки не показывал. Всё здоровье себе посадил, да и выглядел соответственно. Вот представь себе – тощий, сутулый, шеи как будто и нет, ручки-ножки тоненьки и кривенькие, как будто недоразвитые, из под мантии пузо выпирает, да ещё и облысевший к тому же. Одним словом жалкий урод – без слёз и не взглянешь.

Ветер подхватил последние слова волшебника и унёс их, а сам он словно потускнел и выцвел. Его лицо потеряло все краски, а затем и вовсе сделалось прозрачным. Нос провалился, сквозь кожу проступили зубы и скуловые кости, а во впадинах пустых глазниц зажглись красноватые огоньки. Несколько секунд и перед Мореллой снова стоял скелет, облачённый в дорогие одежды. Иллюзия, созданная колдовством, чтобы обманывать и вводить в заблуждение простаков и наивных больше не скрывала его истинное лицо.

Выглядело всё это вполне эффектно, вот только ни самоуничижение, ни последовавшее за ним саморазоблачение мёртвого волшебника не произвело на Морэллу ровным счётом никакого впечатления. С сомнением оглядев его скелетную фигуру, она покачала головой. Интуиция подсказывала, что Дэйрэкс просто дурит её ради каких-то своих целей. Ну или просто забавляется так.

— Что-то ты не похож на урода? И скелет у тебя вроде пропорциональный, ни искривлений, ни деформаций. Вообще ничего.

— Смерть она, знаешь ли, очищает. Снимает всё лишнее. Словно шелуху с семечки. В конце концов остаётся только дух и кости.

— Что, горбатого могила справит? Или ты всё же врёшь мне? – всё ещё недоверчиво уточнила Морэлла. Вся эта ситуация была немного непонятна ей. Дэйрэкс знал о ней всё и она, в свою очередь хотела бы узнать о нём больше. Однако каждый раз, когда речь заходила о его смертной жизни, он либо молчал, либо отшучивался, порой уходя в откровенную клоунаду. Это раздражало девушку.

— Зачем мне это? – личу следовало бы поостеречься, однако он продолжал ломать комедию и придуриваться, как шут какой-то.

— А чтобы я тебя пожалела. Ты же любишь, когда тебя жалеют, – сказала девушка не скрывая усмешки, которая не была доброй.

Морэлла не терпела слабости и никому не позволяла жалеть себя. А потому с презрением относилась к тем, кто напрашивался на жалость. Однако, в случае Дэйрэксом нельзя было понять, шутит ли он или говорит серьёзно. Когда у него возникали серьёзные проблемы или на пути вставали препятствия лич, как правило, решал их – молча и без лишних слов, но при этом мог часами ныть о какой-нибудь недостойной внимания ерунде, на которую ни она, никто другой в здравом уме и внимания бы не обратил. Иногда ей казалось, что волшебник просто издевается, а иногда, что у него сгнили остатки мозгов и его черепушка окончательно опустела.

— Поди знай, – лич пожал плечами всем своим видом показывая, что разговор окончен и он не намерен развивать данную тему.

— Знаешь, это странно, но когда ты рассказываешь о проблемах своей жизни, мне не то, чтобы становится легче. Я отвлекаюсь.

— Тебе просто нравится, когда мне плохо, – Дэйрэкс не преминул намекнуть на злонравность готической красавицы, окончательно выведя её из себя. Ведь несмотря на очевидную жестокость своих действий, Морэлла не считала себя злодейкой. Ведь сама она никого не заманивала во дворец – все глупцы, лишённые жизни коварным цветком приходили сюда по собственной воле. Ослеплённые тщеславием и похотью, они игнорировали её просьбы и предостережения, становясь удобрениями для её сада. Однако своей вины за их смерти девушка не чувствовала. Да и с какой стати, если она прямым текстом говорила каждому – уходи отсюда или умрёшь. А намёк на её смертоносную сущность был скрыт в самом образе – фасон платья придавал Морэлле сходство с чёрной розой, которое и так было более чем очевидно. Поэтому она не любила, когда её выставляли виноватой в смертях влюблённых идиотов.

— Не передёргивай, – сразу же огрызнулась она, подскочив со скамейки. Жест получился излишне резким и импульсивным, поэтому, чтобы поддержать изящество образа, девушка сделала вид,

--">