Людмила Васильевна Мацкевич - Души всмятку (СИ)

хорошенькой. Но Нолик был молод и счастлив, поэтому ему отчаянно захотелось, чтобы она улыбнулась. Он, может быть, и еще раз пригласил бы ее потанцевать, на этом бы дело и закончилось, но встретились ребята, с которыми он познакомился на пляже. Пришлось постоять с ними, покурить, поговорить, Нолик и не заметил, как закончился последний танец, и искренне пожалел, что его доброе намерение не осуществилось.

   Теперь он дожидался ее, может, затем, чтобы рукой помахать, увидев, что у ней все хорошо, а может... Черт возьми, он и сам толком не знал для чего. Они, взявшись за руки, медленно продвигались вместе с толпой, и он говорил и говорил обо всем, что приходило в голову: о себе, о институтских друзьях, о своей собаке. Она едва поддерживала разговор, отвечая односложно, а чаще просто кивала головой, а он и вправду сам не знал, для чего так старался. Когда же Нолик стал расспрашивать Тоню о ее семье, то сразу же заметил, как она напряглась, поэтому тут же перевел разговор на другое, ведь он был добрым молодым человеком.

   Жила она недалеко, ночь была звездной и теплой, спать совсем не хотелось, поэтому он предложил погулять еще, предварительно поинтересовавшись, не будет ли ее ругать мама. Тоня отрицательно покачала головой: мать ее не ругала никогда и ни за что. Не могла же она сказать, что матери настолько все равно, что с ней происходит, что она ни разу в жизни не похвалила и не отругала дочь. Свернув вправо, они прошли мимо еще нескольких деревянных двухэтажных домов, пересекли железнодорожную линию и добрели до стадиона. Затем, не сговариваясь, поднялись на трибуны и уселись на самом верху. Все вокруг казалось совершенно нереальным и расплывчатым в лунном свете, они, словно, оказались на каком-то необитаемом островке, где никто не мог нарушить их уединение.

   Нолик попробовал расшевелить ее и стал просить рассказать о чем-нибудь, жалуясь на то, что у него язык устал, а она может подумать, что он - болтун без тормозов, что сейчас ночь, и поэтому даже сказка будет для него интересной. Тоня же растерянно молчала, потому что ничего интересного и достойного его внимания в ее жизни не происходило: училась на тройки, едва переползая из класса в класс, летом отправлялась в пионерский лагерь на три смены, а теперь она, как и мать, начала работать на гидролизном заводе. Тоня была убеждена, что все интересное происходит с другими, с ней же - ничего и никогда. Она, правда, на что-то надеется и терпеливо ждет, и иногда ей кажется, что, может быть, даже завтра все будет иначе. Но это завтра приходило и уходило, и новый день в точности повторял старый.

   Самое хорошее в ее жизни - подружки, но в последнее время она видится с ними все реже и реже; у них своя жизнь, они встречаются с ребятами, ссорятся, мирятся, знакомятся и расстаются, а Тоню эта сторона жизни обошла тоже, потому что парни ее не замечают, да и ей, по правде говоря, никто не нравится. Только однажды она была влюблена целых три часа, но это было давно, еще в в школе.

   В первый класс первый раз она отправилась в новенькой коричневой форме, белом фартучке и с огромным бантом на голове, который был похож на пропеллер и раскачивался в такт шагам. Ее посадили за вторую парту рядом с мальчиком из соседнего дома. Его фамилия была Харламов, но все, конечно же, звали его просто Харламом, они вместе играли во дворе и даже раз подрались, но она, к его удивлению, не заплакала и пообещала в другой раз разбить ему нос.

   Однако, в этот день он был тоже наряден, не толкал ее на перемене, и локоть его руки ни разу не оказался на ее территории, за чем Тоня внимательно следила. И она решила, что школа - это волшебное место и так будет всегда: она будет нравиться всем, и все будут нравиться ей, даже этот противный Харлам. Но после уроков Тоне пришлось жестоко разочароваться как в действительости, так и в нем. На улице уставший от дисциплины и бурно радовавшийся по поводу окончания уроков мальчишка не нашел ничего лучшего, как дернуть ее за бант, который тут же развязался, а концы ленты упали девочке на лицо. Тоня уже собиралась заплакать, но не от боли, а потому что был испорчен такой необыкновенный и добрый день, но, к счастью, в это время из школы вышла учительница, и красота была восстановлена.

   Эту обиду, нанесенную ей в первый

--">