(Allmark) - Стокгольмский синдром (СИ)

и снова тело так и не нашли, и снова тайна, покрытая мраком…

Зато нашли, обыскав последовательно все пустовавшие в округе дома на отшибе – сделать это раньше, конечно, не додумались, иронизировала пресса над шерифом – логово, где всё это время скрывался убийца. Этот заброшенный дом почти в лесной глуши необитаем был давно, чудо вообще, что ещё не развалился. А вот подвал у дома был очень крепкий… Видимо, в расчёте на ядерную войну строился… Из подвала вывели девушку. В ней узнали Милли Уайт, предположительно исчезнувшую из дома погибшей семьи Гордон почти год назад – достоверно было известно, от её матери, что она пошла ночевать к своей подружке, достоверно было известно, что там она была – в спальне были найдены все её вещи, но подружка лежала в гостиной рядом с родителями в общей луже крови, а Милли с ними не было. Десять с половиной месяцев она провела в плену у маньяка…

Шахты всё же закрыли – в немалой степени, конечно, благодаря стараниям Джима эксплуатация их стала слишком опасной, да и просто невыгодной. Целая эпоха жизни города ушла в прошлое. И убийства, действительно, прекратились – кто знает, потому ли, что маньяк нашёл всё же на дне реки свою смерть, или потому, что добился таки своего…

========== 2 февраля ==========

За спиной – шёпот (тихий-тихий, но они не представляют, как обостряется слух, когда столько времени живёшь… с очень малым количеством раздражителей вокруг…)

– Это она… Надо же, вернулась, выпустили всё же…

– Ну должна же она была когда-то оправиться. Хотя не знаю, как после такого оправиться можно…

– Но не вечно же её в психушке держать! Да там, наверное, в этих стенах только по новой спятить можно… Хорошо, что сестричка взяла её на поруки, отважная женщина, благослови её господь.

– Зачтётся на том свете, это точно. Да ведь куда бедняжке больше идти? Ни дома, ни семьи…

Ни дома, ни семьи, это верно. Как хорошо, что она не видела всего этого… Что они остались в её памяти такими… живыми, весёлыми, здоровыми… Как в тот последний день, вернее, вечер, когда она их видела. Когда сбежала по ступенькам, небрежно помахав рукой – откуда было знать, что не увидятся больше? Ну да, орудует в городе маньяк… Но она-то, ради бога, тут при чём? Если б знала… Если б подумала, что мало в городе безопасных домов, семей, не связанных с проклятыми шахтами…может быть, в тот день лучше Санди к себе пригласила. Пусть бы Санди потом горько плакала о смерти родителей – но благодарила судьбу, что осталась жива.

Хорошо, что и дома нет. Не придётся смотреть на него… опустевший, без них…

Не простоял дом ещё 13 лет, не дождался её. Он и тогда уже под снос просился и молитвами только ещё стоял. Сейчас участок выкуплен какой-то молодой семьёй, началось строительство, это, конечно, нарушение её прав и деньги ей перечислят – когда Ванда окончательно оформит над ней опекунство… Вот и хорошо. И не пойдёт она туда, совершенно незачем, Ванда может не беспокоиться… Это другая жизнь, которой уже нет, которую нет смысла пытаться вернуть…

Ванда сказала, что возьмёт её к себе. Ванда, в общем-то, давно взяла её к себе, последний год забирала на каждые выходные. В её крохотной квартирке им двоим почему-то совершенно не было тесно. А теперь вот они вдвоём приехали погостить в дом её родителей. Если господь создаёт подобные добрые души, как она, мир этот не безнадёжен…

– Ты сильная, ты справишься, я знаю, - говорит она, мягко улыбаясь, каждый вечер перед сном, - ты ещё удивишь врачей, ты всех удивишь…

«Справишься»… Нет, не справится. Не справится. Правы эти шушукающиеся за спиной: невозможно с этим справиться.

– Вот только зря, наверное, она привезла её сюда… Лучше б для неё было никогда не возвращаться.

– Прошло много лет…

– Ох не знаю, сколько должно пройти лет. То, что бедняжка пережила… Он ведь держал её в своём схроне почти год, господи помилуй, думать страшно, что он там с ней делал…

Ничего им не страшно. Им – интересно. И хочется, и колется – знать побольше страшных подробностей. Эти люди, с горящими глазами читающие всякие скандальные сенсации в «жёлтой прессе» и топящие в этих острых эмоциях скрытое недовольство собственной серой, размеренной, спокойной жизнью… Они так свято верят, что с

--">