(La donna) - Чуть больше, чем ничего (СИ)

Они ничего такого не планировали. Может быть, потому что, за исключением пары коротких месяцев (или недель), никогда и не верили, что будут вместе. Во всяком случае, Хэмиш не верил. Он даже долго мечтал, чтобы Изобель куда-нибудь делась. Было бы проще не встречаться с ней. Это было мучительно: проходить мимо паба, слышать как Изобель что-то бойко обсуждает с посетителями своим «репортёрским» тоном, и разворачиваться, так и не зайдя внутрь. Мучительно было сталкиваться с ней в мелочной лавке, на улице, на собраниях городского совета, где он был обязан присутствовать по долгу службы, а она — по заданию газеты.

Нет, он ни минуты не винил её в смерти Алекс, только себя и своё глупое сердце. «У тебя сердце в штанах», — как-то бросила Александра в пылу очередной ссоры, и теперь, когда её не стало, Хэмиш был готов с ней согласиться. Ведь если она права, то значит и Изобель перестанет тревожить, как только скроется куда-нибудь с глаз долой. В Инвернесс. В Лондон. Куда угодно. И Изобель действительно скрылась, словно услышала его желание. Она всегда угадывала, что он хочет. Делала, как ему было удобно. Только он не замечал этого, пока она не исчезла из его жизни. Именно тогда, когда он захотел. Чтобы дальнейшая жизнь его протекала без болезненных напоминаний об упущенном (сколько клятых раз) шансе на счастье. Спокойно и скучно. Можно было отпустить своё сердце из штанов на волю, благо случаи продолжали подворачиваться.

Но что-то шло не так. И когда у Барни вечерняя публика собиралась, чтобы посмотреть на «нашу Изобель» в вечерних новостях на мерцающем, идущем помехами экране цветного телевизора, Хэмиш не отводил глаза. Больше нет. Это только делало всё бывшее между ними ещё более нереальным и далёким. Да и что, собственно, было? Несколько по-воровски торопливых поцелуев? Обещания, которые никто из них не смог сдержать?

После, засыпая в участке на так и не собранной за день постели, рядом с пристроившимся рядом вонючкой-Джоком (начать ему мыть лапы, что ли?) Хэмиш думал, обо всём том, чего между ними так и не было — но могло бы быть.

Когда Изобель вернулась в Лохду, Хэмиш смог сделать вид, что ничего не было. Никогда, гуляя с Джоком, он не делал крюк, чтобы пройти мимо редакции, в которой Изобель уже не работала. Никогда он не избегал её. Никогда не обещал ей, что они будут вместе. Никогда не собирался прожить с ней всю жизнь, сколько есть в запасе. Они словно вернулись к тому месту, с которого начали, когда Хэмиш только получил это назначение: он пытался разобраться со всем творившимся в городке непорядком, а местная журналистка то ли следила за ходом расследований, то ли помогала констеблю их вести. Ведь Хэмиш, как ни странно это могло прозвучать теперь, был родом вовсе не отсюда, всю юность провёл в большом городе, рядом с которым и Инвернесс казался провинциальной глушью, и здесь, в Лохду, его не сразу признали за своего. Так что помощь Изобель, знавшей тут каждый камень и каждого мальчишку, была очень кстати. А сейчас — она снова была рядом и даже на шаг впереди, цепким взглядом окидывала всё вокруг, выхватывая из действительности те детали, которые вполне могли оказаться уликами. Или дело в том, что из-за её присутствия Хэмишем овладела вовсе не свойственная ему рассеянность? Да нет, ерунда какая-то.

— Я пойду с тобой. Там где пройдёшь ты, пройду и я, — сказала Изобель, когда он собрался в горы, и он поверил её словам. Потому что так всегда и было: Изобель не приходилось делать скидки на то, что она девушка. Может быть, ей не доставало на что-то сил, но выносливости и упорства точно было не занимать. Он не подумал о том, что они могут не пройти. Оба.

Это было так глупо, думал он впоследствии, сидя за выступом скалы и сжимая в объятиях Изобель, кажется, уже отключившуюся. А потом… Потом он решил, что они умерли. И вместе с ними умерла и необходимость прятаться друг от друга, самого себя, слишком проницательных соседей. Они ничего не планировали, и даже уже ничего не говорили друг другу — всё было сказано раньше, а что не сказано, то угадано и предопределено, — они просто целовались, прижимались друг к другу телами, и не было ничего правильней этого. И даже странно, что это оказалось не сном, не смертью, не горячечным бредом, а жизнью. Началом той жизни, которую они проживут вместе.

Нет, Изобель не говорила, что хочет стать его женой, не требовала

--">