(Леди Феникс) - Ледовитый (СИ)

себе ненависть и пренебрежение к правильной до отвращения принцессе в погонах.

А она…

Да плевать она на него хотела.

Он для нее не больше чем досадный слой пыли на безупречно отполированной поверхности стола.

И какого хрена это так противно и унизительно осознавать?

Потому что ему-то не все равно.

Эта идиотская в своей абсурдности мысль опрокинула и придавила к земле безжалостной бетонной плитой.

Ему не все равно.

Гребаные четыре слова, за долю секунды перевернувшие весь привычный мир и его сознание заодно.

Вот она — разгадка его необъяснимой, нелогичной ненависти к этой ледяной безупречной суке.

Вот оно — объяснение, какого черта он долбаных три минуты сверлит взглядом ее точеную шею с прилипшей прядкой золотисто-солнечных волос.

Пристрелите меня кто-нибудь.

Что может быть хуже понимания, что его чувства — не тщательно отрегулированная ненависть к представительнице ментовской династии, а гребаное-не-пойми-что-только-не-отвращение.

О каком отвращении речь, когда…

Никогда, блядь.

И не сметь смотреть на эти модельные ноги, представляя…

Вдох.

Выдох.

Спокойно.

Только не сейчас.

И только не она.

— Зотов, прекрати на меня так смотреть.

Черт. Черт-черт-черт.

Заметила.

— Ты себе льстишь, сестренка. Меня не интересуют фригидные стервы в погонах.

Вспыхнула.

Краска медленно плеснула на щеки, затем волной накрыла шею и замерла где-то на уровне выреза легкого светлого платья, ненавязчиво обхватывающего стройную-ну-нахрена-быть-такой-сексуальной фигуру.

Он ее хочет.

Еще один абсолютно, полностью, целиком, от начала и до конца бредовый факт в копилку к предыдущему.

Бред.

Ебаный бред, который не придет в голову даже конченому наркоману или нажравшемуся до зеленых чертей алкоголику.

Бред более чем реальный, как ни прискорбно это признавать.

Хочет, и еще как.

Опрокинуть на эти теплые доски полированного стола, сметая по пути тарелку с пряно-сладкой земляникой.

Или прямо на землю, буквально вбивая это хрупкое тело в прогретую солнцем утоптанную поверхность, в прямом смысле смешивая с грязью ее насмешливую высокомерную чистоту…

— Зотов, не вздумай.

Что это? В ледяном голосе наметилась настороженность? Она снова читает его мысли, какого черта?

— А кто мне запретит? Ты? Ну попробуй.

Он надвигался неотвратимо, но при этом продуманно до мелочей. Так, чтобы у нее за спиной остался лишь забор и полное отсутствие возможности отступить.

— Ты не посмеешь.

Откуда у нее столько идиотской самоуверенности в голосе? И решимости в глазах, будто в один миг ставших сплошным Ледовитым?

Она еще ни хрена не поняла. Не врубилась. Не въехала.

Он ее хочет. Грубо, жестко и мучительно медленно. Чтобы каждое гребаное мгновение умножалось на вечность, застывая криком на припухлых, нервно закушенных губах.

Черт побери.

Он ни одну из ей подобных так не желал — жадно, лихорадочно, до онемения в пальцах и гула крови в голове.

Даже ту легкомысленную попутчицу в поезде, которая без лишних увещеваний раздвинула перед ним ноги.

К слову, ни в какое сравнение не идущие с ногами этой… идеальной, блядь, леди.

Но если все крутится вокруг одной элементарной физиологии, то какого хрена он так жаждет именно ее?

Только ее.

Еще одна абсурдная мысль раздробила на миллионы маленьких частей и без того затуманенное сознание.

А впрочем, ему тоже плевать.

Он хочет — и он получит.

И никакой Ледовитый в ее огромных настороженных глазах не сможет остановить.

— Ты этого не сделаешь.

Что-то надломилось в ее

--">