(Леди Феникс) - И вспыхнет лед (СИ)

принимая за силу, непробиваемость, стойкость.

Опасно ошибаться в близких — тот еще аттракцион.

— Может, скажешь, что тебе нужно? У меня мало времени. — Деловито-ровно, без доли нервозности. Только пальцы, в ремешок сумки вцепившиеся, непозволительно неловкие и дрожащие — выдают безжалостно. И разжимаются тут же, когда тяжелым горячим выдохом висок опаляет как выстрелом:

— Ты.

Звон раскатившихся по полу дамских мелочей тонет в диком сердечном грохоте.

— Виктория Михайловна, у нас проблемы.

Вика, щурясь на нагло заглядывающий через шторы солнечный свет, осторожно приподнимается, кутается в одеяло, пытаясь сосредоточиться на смысле слов, бьющихся в трубку. Что-то о матче, о проблемах в составе, об очередном косяке Шмелева.

Раздражающе-знакомая фамилия обдает ледяным душем — моментально проясняется в голове и пропадает дремота.

— Что?

И, краем уха выслушивая отчет об очередных неприятностях, молниеносно натягивает на себя неприлично помятые вещи, так неправильно пахнущие вчерашним безумием. И слишком-родным парфюмом.

Вылетая из сумрачного гостиничного номера в душное солнечное утро, Вика даже благодарна Шмелеву и его новой выходке.

Хотя бы за то, что можно не думать о прошлой ночи.

========== Перемена мест слагаемых ==========

Рев трибун в ушах отдается гудением трансформатора.

Лед на пятаке взрывается искрами — фонтан брызг взметается колким крошевом. "Медведи" явно не успевают — увязают, не выдерживают темп соперника. Шайбы рикошетят одна за другой — от беспрестанного мельтешения перед глазами взлетают черные мушки. Дышать становится нечем; нетерпеливые тренерские окрики падают в пустоту.

Очередная шайба прицельно врезается в сетку ворот — Шмелев, как в замедленной съемке, подается в сторону, не успевая на долю секунды. В травмированной ноге сквозь заморозку обезболивающим вспыхивает адская боль, и темнота перед глазами накатывает душной волной.

— Василий Геннадьич, что с ним?

Раздраженная властность знакомого голоса тонет в грохоте распахнувшейся двери. Шмелев непроизвольно морщится: и от перспективы выслушивать очередные гневные нравоучения, и от взрывающейся перед глазами ослепительной красноты — в висках зарождается тупая пульсирующая боль.

— Ушиб сильный и вывих серьезный. Еще и обезболивающего наглотался, вот и результат, — голос врача команды поглощается плотной ватностью.

— Замечательно, — в тоне королевы Виктории предельная концентрация ядовитого сарказма и... усталости? — Только этого нам не хватало. Шмелев, последнее предупреждение было в прошлый раз. Больше такого не будет. — Тон выравнивается, обесцвечивается будто бы, становясь выскобленно-официальным и сухим: — Вратарь Шмелев, хоккейный клуб "Медведи" в ваших услугах более не нуждается.

Равнодушный хлопок двери в голове отдается уже привычным гудением, а из знаков препинания только черные точки перед глазами.

— Виктория Михайловна, что случилось? — низкий тренерский голос бьет со спины. И Шмелев, себя не контролируя, чуть поворачивается зачем-то, наблюдая, как носок изящной туфли по колесу огненно-красной машины мажет нервически.

— Да с машиной что-то. Специалисты подъезжали, сказали, в сервис нужно, работы не на один день... Хоть такси теперь вызывай.

Ну надо же, Победа Михайловна и без сарказма разговаривать умеют, оказывается.

Кривая усмешка на губах застывает беззвучным какого-блин-хрена, когда:

— Ну зачем же такси? Давайте с нами. Место у нас в автобусе есть, думаю, ребята против не будут... Никто же не против?

О, ну что вы, ну нет, конечно же. Раздраженная мысль растворяется в одобрительном гуле — от теплой компании команда определенно в восторге.

— А... это точно удобно? — в начальственно-резком тоне впервые — растерянность. О, сколько нам открытий чудных...

— Да что же здесь может быть неудобного?

Действительно.

— Шмелев, хватит спать на ходу! — окрик второго тренера в сознание входит раскаленным прутом, а взгляд против воли в тонкий силуэт вмерзается, когда крепкие тренерские руки Викторию, мать

--">