(engelgardt) - На краю (СИ)

наличие как минимум туманников, или в самом центре какого-нибудь болота, отбиваясь от всплывавших утопцев. И только после этого можно было расслабиться, скинуть вещи, переместить туловище в горизонтальное положение, вытянув ноги (если, конечно, для этого было достаточно места).

По крайней мере, голодать им не приходилось. Он сам делал для этого всё, что возможно, в основном охотясь на дичь, ловя рыбу, при этом неохотно принимая её помощь. Каждый раз он пытался неловко отшутиться, лишь однажды ответив на возмущения девушки: “Цири, мне просто нравится о тебе заботиться”. Сказано это было с такой серьезной миной, что Цири захотелось засмеяться и заплакать одновременно. Человек, который всё, что ни делал - заботился о ней, не позволял ответить ей тем же. Вскоре девушка перестала пытаться переубедить ведьмака. Она молча вставала с места, доставала кинжал и шла в глубь леса, не оставляя мужчине иного выбора, кроме как идти за ней.

Через несколько совместных вылазок он перестал сопротивляться. Цири считала это личной, маленькой победой над его упрямством и твердолобостью. Хотя убедить Геральта поверить в ее силы, когда он брал заказы на монстров, Цири не удавалось, а стоило им случайно в глуши наткнуться на следы неестественного происхождения, как Геральт моментально сводил брови и собирал себя в один напряжённый, сосредоточенный ком. Он подзывал девушку держаться рядом и озвучивал вслух каждую найденную мелочь, каждый пойманный запах, каждый услышанный звук, каждую деталь, которая могла бы оказаться хоть сколько-то важной. Но обычно, на этом обучение для Цири заканчивалось, если определённое ими существо было хоть немного опаснее эндриаги или альгуля. Никакие уговоры не действовали на бывалого ведьмака, который не раз видел, как виверна отгрызает голову попавшемуся под руку кмету, видел разорванное горгульей надвое тело заблудившегося путника, или кишки случайного человека, забредшего на кладбище, вываленные наружу острыми когтями жальницы. Отмахиваясь от Цири отсутствием специальных знаний, недостаточной подготовкой и “не разумными” рисками, Геральт предпочитал справляться с особыми экземплярами тёмного мира самостоятельно, категорично исключая любые попытки Цири предложить помощь и разделить опасность на двоих. “Стой и смотри”, – раздражённо, сквозь зубы сказал он однажды, тем самым ответив на недовольное восклицание девушки “Мне что, стоять и смотреть?!”, оборвав дальнейшую дискуссию. Она пыталась вразумить его хитростью, остервенело уничтожая падальщиков, попадавшихся на пути, ни разу не допустив ошибку, ни разу не дав себя задеть, а после - показательно-равнодушно протирая свой клинок, сдерживая лёгкую отдышку. Геральт замечал, одобрительно кивал, одаривая взглядом полным уважения, но выводы держал при себе. Она взывала к его логике, убеждая, что она владеет мечом с тринадцати лет, что она не может вечно учить одну только теорию, что Геральт сам сделал всё для того, чтобы она выбрала эту дорогу и, в конце концов, она ни раз доказывала ему, что может себя защитить.

Что-то изменилось в нём. Она видела это в беспрекословном взгляде, в холодном и грубом “Нет”, в нервно сжимавшихся кулаках, натягивающих кожаные перчатки до скрипа, и в этой болезненной, отрицающей все здравые смыслы, заботе. Цири чувствовала, что задыхается. Слишком долго она была предоставлена самой себе, слишком долго ей не приходилось отчитываться и слушать указания, принимать похвалу или упрёки за свои действия. Она была свободна слишком долго и теперь мучительно подстраивалась под внезапно окружившие её рамки и запреты.

Цири стояла и смотрела.

Как Геральт готовится, пьёт эликсиры, как движется к цели и наносит первый удар. Иногда она могла бить с тыла, или куда пожелает, если тварь была оглушена, но она никогда не лезла на рожон. И думала, что, если ничего не изменится, это продлится не долго. Размышляя над этим, она, признаться, удивлялась сама себе, своей выдержке, поражалась какими силами терпит это и что заставляет её терпеть. Она вспоминала его реакцию и ловила себя на мысли, что было в ней нечто отчаянное, неконтролируемое, такое, словно он и сам был бы рад перестать вести себя, как занудный старик, но не мог. Взгляд его, сквозь искры сопротивления говорил, что она права, а голос – что “Ещё не время”.

Цири ждала.

Ни один день не проходил

--">