Татьяна Владимировна Томах - Имя твоего волка

теперь Ритка молчала. И мама тоже молчала — в ответ. Иногда, как будто виновато, улыбалась. Как будто извинялась за ту, свою прежнюю ложь.

А потом снился тот самый сон, где какая-то женщина уходила от Ритки по черной дороге. И было страшно окликнуть ее. И хотелось — окликнуть. Потому что Ритка надеялась, что хотя бы в этом сне у женщины окажется мамино лицо — счастливое и живое. Такое, каким оно было до болезни.

* * *

…Ее окликнули по дороге из школы. Ритка шла медленно и неохотно. Тяжелый портфель при каждом шаге стукал по ноге. Больно. По математике сегодня опять замечание, баба Вера ругаться будет. А как сейчас можно учиться? Как?! Когда мама…

— Эй, полоумная! Ритка!

Она вздрогнула, обернулась. И насторожилась — потому что обращался к ней Рыжий. Вожак местной мальчишеской банды, от которой было безопаснее и спокойнее держаться подальше. Лицо Рыжего было приветливо ехидно, и улыбка, в ответ на которую не хотелось улыбаться, расползалась на его губах. А в его руке была бечевка, другом концом охватывающая шею смешного толстолапого щенка.

Ритка припомнила, как неделю назад компания Рыжего подстерегла ее возле подъезда и обстреляла из пистолетов. Ненастоящих, конечно — водяных, но заправленных какой-то гадостью — не то чернилами, не то краской. За испорченное платье влетело от бабы Веры, которая не стала вникать во все сложности детских взаимоотношений.

Ритка перехватила портфель покрепче и, на всякий случай, отступила на несколько шагов подальше от Рыжего с его ненастоящей улыбкой, недоумевая, что ему нужно на этот раз. И откуда у него взялся этот забавный щенок?

— А мы идем вешать собаку, — сообщил Рыжий, с удовольствием понаблюдав за ее испуганным отступлением. И подтянул бечевку. Щенок, вынужденный привстать на задние лапы, заскулил и замотал головой, пытаясь сбросить свой веревочный ошейник.

— З. зачем? — запнувшись, спросила Ритка, растеряно глядя — то на щенка, то на Рыжего, и не совсем понимая, о чем он говорит.

— Хочешь посмотреть? — предложил щупленький черноволосый Винт, переглядываясь с Рыжим. Рыжий усмехнулся и подтянул веревку повыше. Щенок захрипел.

— Отпусти, — попросила Ритка. Не думая о том, что она делает, и о том, что этого не следует делать — просто с ужасом глядя на щенка, который беспомощно молотил в воздухе передними лапами. Забытый портфель плюхнулся на землю, а Ритка шагнула вперед, протягивая руку к щенку, и умоляюще глядя на Рыжего: — Отпусти его…

Теперь Рыжий отступил от нее — на несколько шагов.

— Не отстанешь от нас — я тебе его отдам, — пообещал он, подхватывая щенка подмышку и кивая своим спутникам: — За мной, парни…

* * *

Она смотрела в глаза Рыжего — туда, куда ей меньше всего хотелось бы смотреть. В бесцветно-серые, самодовольные прищуренные глаза под белесыми бровями. И понимала, что он с самого начала, конечно, не собирался отдавать ей щенка. Просто хотел увидеть, как она будет бежать за ними — прыгать через канавы, спотыкаться и падать, и глотать пыль, а потом — разревется. От усталости, отчаяния и беспомощности. И от страха — когда они повесят щенка… Все это было в глазах Рыжего, куда смотрела Ритка, с трудом сдерживая так ожидаемые ими всеми слезы. Ей не хотелось смотреть в его глаза — очень не хотелось. Хотелось расплакаться. От усталости, отчаяния и беспомощности. Так, как ей хотелось расплакаться, удерживая в руках мамину с каждым днем все более прозрачную ладонь. И зная, что — не удержать. Потому что Ритка ничего не могла сделать.

И даже сейчас — с этим славным пушистым щенком — тоже ничего не могла сделать. Только расплакаться — и убежать. Какая разница. Все равно она ничего не сможет — маленькая беспомощная девочка с разбитой коленкой против трех тигров на цирковой арене. Потому что никогда ничего нельзя изменить. Даже когда ты знаешь заранее, что должно произойти. Тем более — тогда.

Ей не хотелось смотреть. Но она смотрела — сквозь слезы, страх и отчаяние. В бесцветные глаза, где было ожидание ее слез и страха, и где был беззаботный, ни в чем не виноватый пушистый щенок, дергающийся на веревке, перетянувшей его шею… И что-то еще было в этих глазах… Что-то…

Ритка вглядывалась глубже и глубже — как будто погружаясь в бесцветно-серые провалы между прищуренными веками. Как будто ныряя, задержав дыхание, в скверно пахнущую глубину стоялой мертвой воды в надежде разглядеть, ухватить, --">