Гариф Губай - Дочь бакенщика

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1 Сирота

— Папочка... Папа, — позвала негромко Ильсеяр и, приподняв с подушки голову, прислушалась. Мэрдан не отозвался. Ильсеяр опять окликнула его, но, так и не дождавшись ответа, огорченно опустилась на подушку, закрыла глаза. Уснуть, однако, не удалось. Тикали на стене ходики, за печкой верещал сверчок. Это мерное тиканье и верещанье назойливо лезли в уши, вселяя в нее непонятное беспокойство. Потом, словно вспомнив что-то, девочка мигом поднялась, потерла кулачком глаза и выглянула в растворенное окошко. Усыпанное звездами небо светлело на востоке.

Ильсеяр снова принялась за свое:

— Папочка, ну, папа же!..

Отец все не просыпался и не просыпался. Но Ильсеяр очень хотелось разбудить его... Она выбралась из своего угла на нарах, подползла к отцу и, вытянув пушинку из подушки, пощекотала ему за ухом. Мэрдан отмахнулся, но «муха» успела улететь, потом еще прилетела и еще улетела. А там и вовсе полезла в ухо. Мэрдан, который давно проснулся и лишь притворялся спящим, чтобы позабавить дочку, поймал-таки «муху».

— Ага-а... Вот какая муха кусала меня...

Ильсеяр залилась смехом, но, взглянув на мирно спавшего возле печки деда, притихла. Прильнув к отцу, она стала упрекать его:

— Ты всегда, как зажигаем бакены, обещаешь наутро подняться со мной на гору, и все только обещаешь...

Отец прижал дочку к широкой груди.

— Уже обиделась... Обязательно поднимемся, дочка, поднимемся, моя радость...

Ильсеяр действительно была единственной радостью Мэрдана.

Жена Мэрдана Варвара умерла давно.

В тот день, когда родилась Ильсеяр, в избу неожиданно ввалились староста, мулла и еще несколько мужиков — их приспешников. Приземистый, кривоногий староста, с лицом настолько красным, что, казалось, щелкни — кровь из него брызнет, впился зелеными глазками в Мэрдана и угрожающе шагнул к нему:

— Последний раз говорю тебе, Мэрдан! Не погань деревню! Забирай свою мразь и щенка ее да уходи нынче же прочь. Не то, ей-богу, соберемся завтра после ранней молитвы, обольем твой дом керосином и спалим. Видит бог, спалим!..

Потрясая длинным посохом, подхватил его угрозы и мулла:

— Исчезни, проклятый, исчезни с наших глаз! Коран запрещает мусульманину жить с неверной. Если твоя баба не примет ислама, уходи из деревни немедленно. А то, вон Худояр сказал тебе, — мулла кивнул на старосту, — завтра после молитвы вместе с мразью своей изжаришься, подохнешь в огне! Счастье твое, в тот день в караулку ты успел забежать, голодранец Карим с дружками тебя под защиту взял. Смотри, на сей раз не спасешься, нечестивец!

Развевая полы накинутого поверх шубы джиляна^[1] мулла гневно двинулся на хозяина.

— Тьфу, гяур^[2] ... — бросил он и, круто повернувшись, вышел из избы.

За ним последовали остальные.

Что было делать?

Мэрдан всего несколько месяцев назад приехал с женой в свою родную деревню. Во время забастовки на шахте он избил одного жандарма и бежал, чтобы не попасться в руки полиции. Куда же им теперь деться? Он подошел к Варваре, которая, закутавшись в тряпье, лежала с ребенком в углу на нарах, заглянул в ее полные слез глаза.

— Ты поняла, Варюша? Они все о том же… Велят уходить из деревни, грозятся. Э-эх, Варюша, а куда мы пойдем?

— Пойдем на другую шахту, Мэрдан.

— Не добраться нам, Варя. С одеждой у нас плохо. Боюсь, ребенка сгубим. Был бы паспорт, я бы и в городе работу приискал. Да куда без паспорта, мигом схватят.

Варвара вытерла слезы, прижала к груди ребенка, которого еще даже не нарекли, и тяжело вздохнула:

— Все равно уйдем, Мэрдан! Сердцем чую беду...

И они решили уходить, продать за любую цену избу, одиноко прикорнувшую на краю деревни, и уйти утром, пока люди будут в мечети, податься в одну из дальних деревень, побатрачить там до весны.

— А весной, как потеплеют дни, справим паспорт на вырученные за избушку деньги и на Урал, на шахту…

Сговорившись с одним из сельчан о продаже избы, Мэрдан вернулся домой и уснул было в последний раз в родных стенах, но скоро его разбудил отчаянный лай соседской собаки. Когда он, испуганный, соскочил с постели, изба уже вся была охвачена огнем. Значит, не стали дожидаться даже службы в мечети!

Пока Мэрдан одевал еще слабую, не оправившуюся после родов жену,