Татьяна Владимировна Томах - Имя твоего волка

чужое лицо с мамиными чертами; глаза, смотрящие сквозь Ритку, не узнающие ее…

А может, страшнее всего было то, что пряталось в тумане, вместе с дорогой. Ее началом, уже пройденным, но забытым; и продолжением, еще пока неизвестным, но уже предопределенным… Так, что сейчас уже нельзя ничего изменить. Только ждать.

* * *

— А теперь отдай его мне, — попросила Ритка. Голос прозвучал уж слишком жалобно и просительно.

— Ты обещал, — добавила она, напоминая себе, что расплакаться нельзя. И полезть на него с кулаками тоже нельзя. Потому что толку от этого не будет никакого. Ей всего двенадцать, а он на два года старше и на целую голову выше. И, ко всему прочему, за его спиной ухмыляются два приятеля, явно наслаждаясь происходящим цирком. Маленькая глупая девочка, наивно вообразившая себя укротительницей, и три абсолютно невоспитанных, опасно скалящихся — тигра? — мальчика, ни один из которых никогда не претендовал на роль самого примерного ученика класса.

Да, и еще щенок — смешной, толстолапый. Который никак не желает проникаться серьезностью происходящего. Нетерпеливо тянет острыми зубками обхватывающую его шею веревку, и, смягчая шутливое ворчание отчаянным вилянием куцего хвоста, все норовит завалиться на бок, рядом с грязным кедом, обтягивающим мальчишескую ногу. Поиграть. Щенок, из-за которого все и произошло.

Нет, не так — из-за которого все должно было произойти.

* * *

В первый раз этот сон приснился после маминой операции.

Мама лежала в постели, бледная почти до прозрачности. Но улыбалась.

— Как ты, ма? Как? — робко спрашивала Ритка, осторожно баюкая в ладонях мамину безвольную руку.

— Получше, доча. Меня выпишут скоро. Через несколько дней. Домой вернусь.

— Домой! Домой! — Ритка, не удержавшись, засмеялась. Мама слабо улыбнулась в ответ. А бабушка Вера сидела на табурете неподвижно, как истукан, неодобрительно поджимая губы.

— Поди-ка, яблочков помой, — велела она и сунула Ритке сетку с антоновкой. — Витаминов сейчас надо побольше…

Ритка летела к умывальнику по длинному коридору больницы, пританцовывала, скользила на цыпочках, как балерина. Мама возвращается домой! На полпути спохватилась — а апельсины? Баба Вера-то забыла! А говорит — витаминов побольше. Ритка развернулась, поскользила обратно — легко, как на крыльях. Как во сне, где умеешь летать.

И споткнулась на пороге палаты. Окаменела. Чувствуя, как сползает чужой, примеренной на минуту, одежкой — легкость, танец, крылья, улыбка.

Баба Вера покачивалась на своем табурете, зажав ладонью рот, как будто пыталась удержать — стон, крик, вой, почти беззвучным шелестом все равно рвущийся сквозь пальцы:

— Выписывают… Выписывают умирать… Да что же это… Что… Деточка…

Увидев на пороге палаты Ритку, баба Вера осеклась. Застыла. И они так смотрели друг на друга — несколько секунд. Баба Вера — с ладонью, запечатавшей рот, и дрожащими слезами в глазах; и бледнеющая Ритка.

Это неправда, подумала Ритка. Неправда. Увидела мамино лицо — испуганное, худое. Отшатнулась, отступила в коридор. Назад. Не слышать. Не знать. Скользить по коридору легкой птицей, с сеткой ярких крутобоких яблок…

— Рита! Дочка!

Ритка бросилась бежать. Сетка с яблоками мешалась, больно лупила по ногам. Выпустить ее из рук Ритка так и не догадалась.

Бабушка Вера, с молоденькой медсестрой в хрустком белоснежном халатике, нашли Ритку возле пожарной лестницы. В углу, среди рассыпавшихся яблок.

— Пойдем, деточка, — позвала баба Вера, шумно дыша и протягивая Ритке вздрагивающую ладонь.

Ритка отчаянно замотала головой.

— Не расстраивай маму… Сейчас.

Ритка неуверенно уцепилась за бабушкину руку, покачнулась. И, всхлипнув, уткнулась в бабы Верино пухлое плечо, затянутое в колючую шерстяную кофту. Хрустнуло под ногой раздавленное яблоко.

— Поплачь, деточка. Все равно бы узнала. Теперь уж ничего больше не сделаешь… Поплачь…

Этот день так навсегда и запомнился Ритке — запахом больницы, яблок и душной бабы Вериной кофты…

* * *

…Запах хищников и опилок. Запах опасности. И липкого страха невидимых любопытных зрителей, в ожидании замерших где-то там, наверху, за границей яркого света, заливающего арену. «Не люблю цирк», — невесть к чему, подумала Ритка: «Просто терпеть не могу…»

…Девочка, тигры и щенок. А вместо арены — развалины городской свалки, --">