Яна Тихоходова - Человеческое и для людей (СИ)

его не шла трещинами и не крошилась в пыль, а воздух оставался копией того, которым дышали жители рядового человеческого города, он не превращался в разреженный воздух высоты.

Приближённые просто стояли — неподвижно и молча — и выглядели обманчиво мирно. У них, судя по всему, не было приказа карать, но тогда зачем они пришли?

Иветта смотрела на них, но толком не видела — для неё они смешивались в однородную массу точно так же, как сузились до единственного предложения мысли: «Зачем, зачем, зачем вы здесь?!».

К ней попытался подойти какой-то молодой человек, — очень и очень смутно, но всё же знакомый: вроде бы со старшего, последнего курса бакалавриата; то ли репликатор, то ли иллюзионист — но, наткнувшись на купол, отступил. Приближённые продолжали стоять, время — удлиняться, а ожидание — душить.

Ничто не менялось так долго, что Иветта пропустила точный момент, когда всё наконец изменилось. Когда исчез даже шёпот, и тишина была бы абсолютной, если бы её не нарушал мерный стук трости о мрамор.

Иветта повернула голову вправо, наткнулась взглядом на совиные перья и почувствовала идиотскую, неуместную растерянность — нечему ведь было удивляться, решительно нечему, и всё же… Она впервые за два с лишним года увидела Хранителя — в мантии Хранителя. Только сейчас поняла, что Хранитель Краусс обычно её не носил.

В этом, в принципе, не было ничего особо странного: Хранитель не был обязан щеголять в мантии Хранителя — он имел на это право, если таково было его желание; и Хранитель Краусс мог подобного желания не иметь по болезненно очевидной причине. Иветта узнала мантию лишь потому, что видела её изображение: внутренний её слой — тёмно-коричневый, с золотой вышивкой — доходил до земли, внешний — светло-песочный, тоже с золотой вышивкой и прикреплённым к левому верхнему краю «наплечником» из совиных перьев — до середины голеней. Она выглядела одновременно изящно и внушительно и весила наверняка немало: ткань казалась сравнительно плотной.

Не носил её Хранитель, скорее всего, потому же, почему шёл сейчас к Приближённым очень медленно — как ходил всегда.

Себастьян Краусс начал свою научную карьеру в двадцать четыре года и уже с тростью: никто не знает, что именно случилось с его левой ногой — все знают, что он не позволяет даже осматривать её и самым выдающимся целителям, так как, по его словам, «всё, что можно было сделать, было сделано». Те, кто её при каких-либо обстоятельствах всё же видели (таких людей просто не могло не быть), разумеется, молчали.

Даже если бы Иветте пришёл в голову вопрос «А почему вы не носите мантию Хранителя?», она никогда бы его не задала — у неё всё же имелись и мозги, и сердце. Да, честным ответом могло являться и банальное «Просто потому что не хочу» — а могло и не являться.

И не до этого же всего сейчас было; Неделимый, почему она вообще думала о какой-то мантии, когда Хранитель спокойно и с достоинством шёл к Приближённым — один.

(Почему, почему, почему, почему?..).

А навстречу ему гораздо быстрее и легче двигался Приближённый Печали.

Он был очень высок — даже выше Хранителя Краусса, впрочем, конечно, не «Иветте-шпендалетте» (спасибо Дориану за этот образчик «юморных» определений) судить. Рассмотреть его в подробностях было тяжело, — слишком далеко он находился — можно было сказать лишь, что одежда у него была такой же оригинальной, как и у всех остальных, и что он не был ни грузен, ни хрупок. Если бы он подошёл ближе, а он подойдёт ближе, он подходил — ближе…

Хранитель Краусс неожиданно застыл.

Ненадолго, всего на несколько секунд, но последующие его шаги были ещё медленнее и тяжелее, чем прежние.

(Что случилось? Нога?..).

Они сошлись сравнительно близко к Университету и начали говорить — конечно же, тихо, и Иветта ничуть, вот ни капельки не стыдилась своего горячего желания подслушать, но для изменяющего намерения у неё не хватало знаний об устройстве слуха, а на созидающее пришлось бы потратить неоправданно много силы. Силы, которая, скорее всего, ещё пригодится.

Но всё это не значило, что выхода не было: здесь наверняка имелся кто-нибудь с целительского факультета или просто хорошо разбирающийся в анатомии, и, оглядевшись, Иветта действительно увидела слева от себя торопливо жестикулирующего парня. Который, закончив цепь, покачнулся и прижал руки к ушам.

(И она рванулась было к нему, — хотя какой от --">