Валерия Зорина - Шорох вереска (СИ)

начинали постепенно стираться из памяти.

***

Хмель окутал главный чертог горячей пеленой. Эль щедро пенился, тёк рекой. Раззадоренные гномы всё меньше соблюдали приличия, ведя споры на повышенных тонах и столь же громогласно распевая песни.

— Гундбад должен снова стать нашим! — яростно выкрикнул один из воинов Железных Холмов, потрясая огромным кулаком. Шумная волна одобрения прокатилась по разгулявшейся толпе, и только одного гнома не взбудоражило всеобщее единство.

"Гундабад. Давно потерянная цитадель. Незаживающая рана на теле подгорного народа", — с холодной яростью подумал Торин, всё же поднимая кубок в одобрительном жесте.

Когда Эребор был восстановлен и, казалось, все горести стали утихать под слоем памяти, пришло письмо. Оно всколыхнуло Дубощита, заставило на миг поверить, что написанные в нём строки могут быть правдой. Однако поразмыслив, Торин посчитал послание ни чем иным, как вымогательством. Чёрная весть пришла именно из Гундабада. Обитающие там орки требовали выплатить баснословную сумму за пленника, томившегося в одной из подземных темниц. Этим несчастным, согласно посланию, был Фили.

Гундабад

Сухой шорох — с него всегда начинается кошмар. Этот приглушенный звук разрезает воспалённый разум, словно острый клинок живую плоть. Ужасные сцены смерти близких вспыхивают, сменяя друг друга. Подобно змее, впрыскивающей яд, обвивается вокруг шеи тугое кольцо страха. Сердце неистово бьётся, норовя сломать рёбра. Воздух тугими толчками наполняет лёгкие, но с каждым вздохом его становится всё меньше и меньше. Перед внутренним взором всплывают разрывающие душу образы: кровавые безжалостные пытки, пронзительные крики, переходящие в стоны и мольбы о пощаде. Эти кошмары, приходящие почти каждую ночь, мучают неизвестностью. Неизвестность же эта пронизывает все долгие годы плена разъедающей болью.

Резко дёрнувшись, Фили открыл глаза. Сероватый полумрак окружал его постоянно. Гном давно уже не знал, день сейчас на дворе или ночь. Чадящие вдалеке факелы отбрасывали скупой свет, крохи которого едва достигали его темницы. Воздух здесь был пропитан орочьим смрадом, прочно въевшимся в древний камень некогда принадлежавшей гномам твердыни.

Камень. Тёмный старый камень обступал Фили со всех сторон. В его удушающих объятиях молодой гном постепенно начинал задыхаться, сдавливаемый безумными видениями. Кошмары приходили почти сразу, стоило закрыть глаза. Отрывочные, сумбурные видения, обрывающиеся, едва он пытался связать их со своим прошлым.

Дядя. Брат. Их образы поражали яркостью. Казалось, если протянуть руку, то можно коснуться, как-то помочь, но в своих снах Фили всегда оказывался лишь беспомощным свидетелем леденящих душу пыток, итогом которых неминуемо становилась мучительная смерть.

Очнувшись, молодой гном старательно уверял себя, что приходящие кошмары — это чей-то жестокий замысел, направленный на достижение определённой цели. Какой именно, Фили старался не думать. Все силы сейчас уходили на то, чтобы удержать под контролем измученный разум, который всеми силами некто пытался затмить. Время стелилось нескончаемой тоскливой тропой, состоящей из навязчивых кошмаров и долгих часов борьбы с ними.

"Если бы Торин и Кили были мертвы, то меня бы здесь так долго не держали. Я всё ещё жив, значит зачем-то им нужен".

Эти слова Фили всегда повторял, когда его и без того ослабевший дух, истерзанный постоянными видениями зловещих пыток и казней родных, начинал метаться, словно дикий зверь в клетке. Тонкая нить надежды удерживала страдающего пленника орков от пропасти безумия.

Иногда кошмарные видения сменялись сном, который был тревожным воспоминанием. Фили снилась Битва Пяти Воинств. Он рядом с Торином и Кили на поле сражения. Бой кипел, кровь бежала по венам, словно расплавленное золото, но вдруг его начали оттеснять от родичей, заманивая всё дальше, всё глубже в ловушку. Потом страшная боль расколола голову, в глазах потемнело, и гном провалился в тяжёлое беспамятство. Полностью Фили пришёл в себя уже в темнице Гундабада. До этого его сознание цеплялось лишь за горькое пекло и шелест иссохшей пустоши.

Гном помнил тревожный звук сухой травы ещё с детства, когда они с Двалином и Кили ночевали за пределами Синих гор, спускаясь ниже в долину. Молодым наследникам Дурина нужно было привыкать к жизни вне родных --">