Кира Алиевна Измайлова - Страж перевала

Кира Измайлова Страж перевала

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2018

* * *

Глава 1

– Что с ней? – негромко спросил незнакомый мужской голос.

– Ничего страшного, господин, – подобострастно отозвался другой голос, тоже незнакомый. – Сильный испуг, только и всего. Думаю, вскоре девочка придет в себя…

Убедившись, что голоса принадлежат людям, во всяком случае, не похожи на страшный рев чудовищ из огненных подземелий Запределья (куда, как известно, попадают те, кто дурно вел себя при жизни), я все же решилась открыть глаза. Комната оказалась совершенно чужой и очень большой, насколько мне удалось увидеть. Я лежала на огромной кровати под балдахином, на которой, казалось, могли уместиться пятеро взрослых, и им при этом не было бы тесно.

Окна закрывали тяжелые шторы, в комнате царил полумрак, но я все-таки смогла различить лицо человека, стоявшего рядом с кроватью. Это был пожилой мужчина, почти полностью седой, но еще далеко не старый, наверно, ровесник моего отца. Темные глаза смотрели цепко и холодно, так, что дрожь пробирала, а властное некрасивое лицо, изборожденное глубокими морщинами, было определенно мне знакомо, в отличие от голоса… Где же я могла его видеть? Где?..

– Она пришла в себя, господин…

А этот человек, видимо, лекарь: от него остро пахло какими-то травами, почти как от старой знахарки, которая иногда забредала к нам – когда по приглашению, когда просто поточить лясы на кухне.

Пожилой мужчина перевел взгляд на меня, и сразу захотелось забиться под подушку: взгляд этот пронизывал насквозь, а мне вовсе не нравилось, когда меня разглядывали вот так, в упор.

– Ты что-нибудь помнишь, дитя мое? – неожиданно мягко спросил он.

Я открыла было рот, но тут же сообразила, что помню я очень и очень мало. Вот разве что мне было очень страшно, когда вспыхнул огонь…

– Я не помню, что случилось… – выговорила я наконец. – Все бежали куда-то и кричали, а еще пожар…

– Девочка была перепугана насмерть, господин, – встрял лекарь. – Вероятно, позднее она сможет рассказать больше. Хотя, может быть, и не стоит пытаться пробудить ее память.

Мне отчего-то показалось, что седому пришлись по нраву эти слова, и он сказал:

– Ты прав. Не стоит ей рыться в таких воспоминаниях. – Он повернулся ко мне и добавил: – Забудь это как страшный сон, дитя мое. Теперь ты в безопасности, и в моем замке тебе ничто не угрожает. Не волнуйся ни о чем. Я позабочусь о тебе.

Я хотела было возразить, что обо мне заботятся мои родители… Но тут же перед мысленным взором снова вспыхнул тот страшный пожар, и я поняла… вернее, почувствовала, что теперь обо мне и в самом деле некому больше заботиться. Отец и мама всегда были рядом, большие и теплые, хотя иногда и грозные, а теперь я не чувствовала их, совсем! А ведь я могла сказать, что отец простудился, даже когда он был за перевалом, куда гляди не доглядишься! И если их нет… Значит, остался только этот незнакомец.

– Как только она почувствует себя лучше и сможет встать, пускай ее приведут в мой кабинет, – обратился он к лекарю, и тот глубоко поклонился.

Седой снова посмотрел на меня и, неожиданно ласково потрепав по голове, повторил:

– Ничего не бойся, дитя. Все будет хорошо.

Он вышел, а я снова попыталась вспомнить, почему же мне так знакомо его лицо? Может быть, он когда-то приезжал к моим родителям? У отца бывали многие, матушку навещали подруги с мужьями, но среди них я не могла припомнить этого человека. А хотя бы раз увидев его, трудно было бы забыть подобное лицо!

– Выпейте-ка, юная госпожа. – Лекарь поднес мне какое-то зелье в большой красивой чашке.

У матушки была похожая вазочка, чей-то подарок: там на белоснежных полупрозрачных стенках красовались синие птицы с узорчатыми длинными хвостами. Мне настрого запрещалось трогать вазочку, потому что она стоила очень дорого – такие вещи привозили издалека, а даже обычные глиняные горшки можно переколотить по дороге на ярмарку, что уж говорить о такой хрупкой вещичке! Стеклянные вещи и то прочнее…