(Ie-rey) - Последняя черта (СИ)

убивать. Ни один не желал брать грех на душу. Оставлять ребенка у себя тоже ни один из Старших не захотел — боялись. Да и не принято это было, ведь даже браки заключались по уговорам для укрепления родов и связей. Кёнсу взял бы Фаня — после смерти отца он один жил в узкой пещерке, но Кёнсу Старшим не был, а слыл странным одиночкой и еще кашеварил на всех, так что на него сразу все ополчились.

— И как ты готовить будешь всем руками зараженными? Совсем сдурел?

— Давайте просто отнесем его туда, где нашли. Или выгоним. Пусть идет туда, куда шел.

— Это всего лишь ребенок, — прогудел Старший, что вел книгу, где перечислялись имена всех обитателей Белых Шахт. — Лучше подождать кого из бродячих торговцев да отдать мальчонку. Торговцы, говорят, ходят на самый Юг через Зараженные Земли, а на Юге уже который год ведут перепись. Вдруг выяснят, откуда мальчонка, да вернут обратно.

— Сколько ж нам ждать этих торговцев? Они, чай, не каждый десятик проходят. Иной год бывает так, что и не заходят вовсе. У нас чисто все, Обрыв твари пройти не могут, но больно уж на отшибе мы.

Слово за слово, так и договорились до того, что Белым Шахтам нужен собственный торговец, что ходил бы каждый год на Юг через уцелевшие селения да закупал все самое нужное или обменивал. Идти, вестимо, никто не хотел, особенно те, у кого род. Кёнсу не вызывался, понимал, что это лишь уловка-оправдание, но он был единственным одинцом в подходящем возрасте. А еще он был странным и, по мнению многих, ленивым и бестолковым. Вроде и грамоте обучен, и в доме полезен, а так и не поймешь, куда пристроить.

— Молодой, зубы все, руки и ноги тоже на месте, а дом твой пустой, да и не нужен он тебе, а в наложники ты ни к кому не хочешь, — приговорили Старшие. — Болтал твой отец, что дороги знает, значит, науку передал тебе. Собирайся.

— Но я даже не охотник. — Кёнсу поднялся и прямо поглядел на Старших. — И оружия у меня нет. И товаров — тоже.

— Товары соберем всем миром. Что-то да отыщется. Оружием поделимся и запасами в дорогу. Бывалые торговцы говорили, что в одиночку пройти Зараженные Земли легче, а ты тихий. Как притаишься, так и не видно тебя. Жены у тебя нет, наложником ты тоже не был, так что запах твой слабый. Пройдешь. А нет, так придется найденыша убить или бросить. Не прокормим мы столько без помощи.

— Да он ест совсем чуть.

Спорили долго, но через два дня Кёнсу и Фаня выставили за ограду. Кёнсу подозревал, что намеренно от него избавились, ведь из одинцов он и впрямь был единственным молодым, молчаливым и замкнутым. Ни семьи своей, ни к другим не прибился. Завести семью и возможности не было, разве только если кого смерть приберет, чтобы Кёнсу вдову мог взять, но он выходил младше всех возможных вдов. Одна дорога оставалась — в наложники пойти, но хорошего тоже мало. В некоторых семьях наложники были, заменяли жен, пока те были на сносях или не могли супружеские обязанности исполнять по какой причине. Но не жалели их. Обычно они работали больше всех, кусок за столом получали самый малый, а в холодную пору их и из дома могли выгнать. Обращались хуже, чем с собаками.

Кёнсу звали в наложники, сладкими речами услаждали, говорили, какой он красивый, как его беречь будут, но он не верил. С тех пор и ходил всегда, замотавшись в тряпье по самые глаза, а в чехле на правой лодыжке таскал остро заточенную отвертку, что от отца досталась. Всякое бывало, и Кёнсу не желал никому давать возможности поступить ему наперекор.

Вот в начале пути на Юг он и подумал тогда, что, может, и к лучшему это, что его выгнали вместе с найденышем. Отправили в торговлю, но на деле — выгнали. Дали с собой две котомки с мандаринами, мешочек со змеиными шкурками да россыпь прозрачных камней, что иногда находили на склонах и в ручьях. Этими камнями удавалось споро развести огонь при ярком солнце, если умеючи.

Мать свою Кёнсу не помнил вовсе, а отец учил его писать и читать, никогда не ругал, если Кёнсу прятался ото всех и писал что-нибудь на сшитых ремешками листах. Отец даже отдал Кёнсу личное сокровище, второе после карты, — темную коробочку с карандашами, научил карандаши затачивать. В детстве Кёнсу чудом казалось, что деревянные палочки оставляли линии на бумаге, как следы, которые потом можно распутать. Кёнсу мнил себя охотником, только особенным. Обычные

--">