(Веллет) - На кресте рука (СИ)

одолели его охрану. Мне не нравится бумага, что была у него при себе. Мне, Анри, все не нравится в этой истории. Господь посылает нам испытания на пределе наших возможностей. Ибо, как сказано в Писании, «и верен Бог, Который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил». И позже: «В искушении никто не говори: Бог меня искушает; потому что Бог не искушается злом и Сам не искушает никого». Так чего ради послан нам был этот караван? Это не дает мне покоя.

Герцог вслепую нащупал его руку, на которую тот опирался, и слегка погладил огрубевшими пальцами запястье:

— Я не силен в библейских текстах, но точно помню, там говорилось и о том, что за страдания полагается благодать. Может, это награда за терпение и смирение плоти?

Доминик даже замер, а потом резко отдернул руку:

— Знай меру в богохульстве, Анри! Господь не может послать в качестве благого воздаяния смертных, которых надо перерезать.

Герцог снова нащупал отодвинувшееся запястье, и Доминик продолжил много тише:

— К тому же, о каком смирении плоти ты говоришь? Все мы собрались в этот нелегкий поход, чтобы восстановить справедливость и величие истинной веры, но, в отличие от большинства, ты не стеснен в этом… И я ни разу не видел тебя в веригах. Хотя… — тут в голосе его невольно прозвучала смешинка, — я бы посмотрел.

Анри смешливо фыркнул:

— Какие безумные соблазны у тебя, отец диакон… Но я подумаю. Когда вернемся.

— Если вернемся, — тотчас вновь настроился на серьезный лад священник. — Кажется, ведут. Прошу, граф, будь мягче с ним. Если пленник — тот, за кого себя выдает, то быть милосердными — наш долг. Если же он обманывает нас, то нам стоит усыпить его бдительность.

Ответить Анри не успел — хмурые рыцари привели связанного пленника и неласково бросили его к костру. Анри взглянул на связанные руки и скомандовал:

— Можете не стоять над душой. Но далеко не отходите, я вас кликну, если что.

Воины понятливо отступили, не смея мешать возможным переговорам, и герцог уставился на пленника, что с шумом пытался найти более удобное положение. Доминик тоже пытливо оглядел пленного и задал вопрос первым:

— Как зовут тебя?

— Имя мое Амир-аль-Тахим, — с кряхтением сообщил неверный. — Мой повелитель — Салах-ад-Дин, защитник истинной веры.

Герцог с трудом подавил крепкое ругательство: ну и как с таким разговаривать, когда этот неверный, ерзая в жестких веревках, перед пленителями с красными крестами на плащах, внаглую называет…

— Меня зовут Доминик, — абсолютно спокойно кивнул диакон. — Моя власть — Папа, наместник истинного Бога на земле.

Анри де Гривуа разом перестал морщиться и заинтересовался — беседа обещала быть интересной. Очевидно, к такому же мнению пришел и пленный:

— Вы можете звать меня Амир, если вам неудобно мое краткое имя.

— Краткое? — не удержался Анри.

— Мое полное имя Амир-аб-Расул ан-Насир ва-д-Рашид аль-Тахим ибн Заур аль-Юсуф, — кротко, но — как показалось герцогу — злорадно уронил пленник.

Доминик явно растерялся, но быстро пришел в себя:

— Ты прав, для нашего слуха такие имена непривычны, — признал он. — К тому же военное время обязывает отказаться от неспешности. Скажи, Амир, кому ты вез свои дары?

— Я не скажу, — ясно и четко отозвался неверный. — Мне нет дозволения рассказывать об этом. Но я просил не о разговоре, а всего лишь о возможности совершить молитву Аллаху, хоть время для нее давно прошло. Но Всемогущий милостив к путникам.

Вот теперь герцог оценил деликатность пленного — тот аккуратно избежал обвинений. Да, это очень непростой человек.

— Мы дозволим тебе совершать твои обряды, если и ты пойдешь нам навстречу, — мягко, но сурово проговорил Доминик. — Что тебе потребуется?

— Молитва в пути — не то же самое, что молитва в доме, — подумав, сообщил Амир. — Почти ничего. Таз воды и указание, где восток — меня везли, набросив мешок на голову, я потерял стороны света, а солнце уже зашло.

— Таз воды… — протянул Анри. — Это вряд ли. Мы в походе, Амир, и вода здесь порой дороже, чем золото. Отец диакон, думаю, это бесполезный разговор.

— Если воды нет, подойдет омовение песком, —

--">