(unesennaya_sleshem) - Дал Риада (СИ)

мальчишка смотрел ровно и спокойно, и взгляд его не выражал никаких эмоций, просто и безыскусно впиваясь болью где-то между его бровей.

Потом он вдруг двинул рукой над пламенем, словно отмахиваясь от него — и языки, присмиренные и подобострастно облизывающие хламиду, успокоились и утихли, продолжив гореть ровным аккуратным костром. Баки медленно сглотнул сухим горлом. Пока мальчишка вынес из-под ели глиняный горшок размером с голову младенца и поставил его в середину огня, он отдался своим страшным, медленным и неповоротливым мыслям.

Перед ним стоял не мальчишка. Не простой враг, пылающий жаждой мести. Это был лесной друид. Не отошедший от колдовства старик, что сидел в общем доме в любом ирландском поселении, а добровольно ушедший от людей вглубь леса, породнившийся с ним друид, который мог навечно привязать его душу к дереву, сделать лесным маятным духом бесплотным, и не увидит Баки никогда своих предков, и не сольётся с их душами в вечности. Это был живой друид, которого несколько дней тому назад Брок выдернул из его лесного дома и приволок в войско, к его шатру… всем мужам и ему, Баки, на потеху. Морда смазливая, сказал он тогда, как у девчонки. А что зад худой — так к дареному заду не пристало придираться. Баки только вернулся из долгого патруля и не стал ничего говорить своему старшему, своему учителю и наставнику. Сказано было королём Эргусом — пленных не брать. Вырезать всех под чистую. Они выполняли приказ своего короля, и кто виноват, что охота завела Брока и его загонщиков именно туда, где жил друид? Брок принёс тогда жирного кабана — и привёл на верёвке мальчишку. И толкнул сапогом к ногам Баки, и, оступившись, тот упал на растоптанную копытами и сапогами землю у входа в шатёр. Грязный, тощий мальчишка, у Баки даже не шевельнулось ничего при взгляде на это жилистое грязное тело. Но на него смотрели его люди. Килт Брока не скрывал его возбуждения, он словно обезумел, и Баки понимал его. Они не видели женщин так много дней, и если на пути попадалось поселение, Баки было мерзко идти между лачуг после разбоя своих людей. Женщины и девочки лежали прямо на земле изломанные, как туши дичи, которую догнал хищник. На них было невозможно смотреть — и Баки, привыкший ко многому, отводил свой взгляд.

Брок всегда оставлял ему лучшую на его взгляд женщину. И Баки всегда брал её первым, наклоняя и накидывая подол на голову, чтобы не видеть лица. И, как он считал, милосердно перерезал ей горло перед тем, как его люди выстраивались рядом, ожидая своей доли.

С мальчишкой всё было не так. Баки втащил его в шатёр за верёвку под улюлюканье мужей — и тут же развязал её, скинул с шеи. Он предложил ему пить и есть — потому что очень устал и не хотел брать его сейчас. Хотел только спать, спать несколько дней подряд. Но мальчишка молчал, только непонимающе зыркая на него из-под льняной растрёпанной чёлки. Глаза, как вода в ручьях у него дома, в горах — вот что подумал Баки тогда. Чистые и такие же холодные, обжигающие этим холодом. И мягкие, полные губы, каких Баки уже давным-давно не видел ни у кого. Настолько мягкие, что захотелось сжать их, ощутить тёплую податливую кожу под грубыми подушечками собственных пальцев, сдавить сильнее, чтобы он сморщился и застонал от боли. И от этих мыслей Баки наконец почувствовал прилив в паху. Его плоть оживала от подобных мыслей — а мальчишка всё стоял на коленях и смотрел на него ровно, молча, чуть повернув голову набок. Как не от мира сего. Словно до сих пор не понимал, зачем он тут.

Если бы Баки только знал. Он в пару шагов вернулся, взял за подбородок и правда попробовал пальцами эти губы на мягкость. И грубо растянул их, всунув между ними большие пальцы, заставляя открыть рот и оголяя удивительные, белые, как речной жемчуг, зубы. Его чресла налились кровью, жёсткий килт елозил по чувствительной плоти. Он задрал его, прижав подмышкой, и, грубо зафиксировав голову мальчишки в руках, сунув пальцы глубже между зубов, чтобы не думал закрыть рот, взял его. В мокрый рот, между прекрасных, мягких поалевших губ.

Баки не думал ни о чём, от всей души до упора натягивая эти губы на себя и освобождая, и натягивая снова. Они были прекрасны. Мальчишка хрипел и пытался отстраниться поначалу, чтобы поглубже вдохнуть. А потом обмяк… и больше не издал ни звука, только судорожно дышал. И только когда изливался, дрожа и хрипя от похоти, Баки чуть выше

--">