Елена Свительская - Моя пятнадцатая сказка

Елена Свительская Моя пятнадцатая сказка

Глава 1. Что касается меня — 1

Это была бы красивая весна, когда природа, отряхнувшись от снега и холодов, украшается в кимоно с цветочными узорами, а я праздную свое двенадцатилетие в первом классе средней школе. Когда я завтракаю и ужинаю каждый день с папой и мамой, самыми обычными завтраками и ужинами. Мне много и не надо, лишь бы мы втроем вместе были. Весна, когда радуюсь появлению первой моей подруги. Когда смущенно замираю, глядя вслед моей первой любви… Это была бы красивая весна! Если бы не ушла мама.

Ах, да, я едва не забыла вам представиться. Простите.

Меня зовут Сеоко. Такэда Сеоко. Мое имя записывается иероглифами «маленький» и «лиса». Сначала «маленький», а потом уже «лиса». Только, прошу вас, очень прошу: хотя я и представилась вам полным именем, хотя и сказала, какими кандзи записывается мое имя, прошу вас, не дразните меня маленькой кицунэ! А то меня так часто стали дразнить одноклассники, с тех пор, как мы выучили иероглиф «маленький», а самый умный мальчик в нашем классе уже знал их намного больше и всем рассказал, что второй иероглиф в моем имени — «лиса». И с тех пор дети начали меня дразнить. Совсем меня замучили.

Нет, если честно… Я, все-таки, хочу рассказать обо всем этом вам честно! Если честно, меня дразнили еще раньше — еще в детском саду. А в шесть лет, когда я пошла в первый класс младшей школы, дразнить меня стали совсем нестерпимо.

Я не знаю, что со мной не так. Я самая обычная девочка. Как и многие японские девочки. Если папа не врет, у меня лицо красивое. Если мама не врет — очень. Обычные карие глаза, одно веко. Я, правда, не хочу быть похожей на иностранцев — и мне и такими мои глаза нравятся. Волосы обычные, черные, блестящие, до пояса. Вот если бы до пола были, тогда бы в старину меня аристократы считали бы несказанной красавицей. Особенно, если бы я выросла, а волосы мои бы и тогда до пола были, густые, блестящие. Ну, две прядки, отрезанные ровной линией у висков, и еще две — у подбородка. Вот тогда бы я была особенно красивой. А так — самая обычная.

Я старалась никого не обижать. Слушаться родителей и воспитательниц в детском саду. Потом — и учителей в школе. Я не отбирала игрушек у детей в детском саду и не воровала ничего у детей в школе. Я никого не обижала. Вроде я была добрая, да? Самый обычный ребенок. Но дети меня все равно не любили.

Я, конечно, огорчалась. Тогда, в раннем детстве, это все было для меня трагедией. Хотя при родителях и воспитателях мы примерно и вроде дружно общались. Хотя не у всех еще в детском садике друзья были. Скажем, там был мальчик с вьющимися волосами, вот над ним часто смеялись. Он еще и очки носил. Рано. Я пыталась угостить его красивым обедом, который мне приготовила мама — специально ее просила мне приготовить красивый-красивый — но он тоже отказался со мной дружить. Хотя обед мой красивый съел. Сам. Да ну его!

В общем, я как-то жила. Со временем даже привыкла.

Закончился детский сад, и уже скоро должна была закончиться младшая школа — и рюкзаки уже не казались такими огромными и тяжелыми как раньше. В природе все как всегда было со смыслом и красиво. Вот люди у нас и в мире иногда ссорились. В общем, как обычно. Хотя было бы лучше, если бы люди меньше ссорились или бы не ссорились вообще.

Но в этот год пропала мама.

Мы с одноклассниками из младшей школы ездили в путешествие в Осаку. Просто посмотреть. Но там был праздник Доя-Доя в храме Ситэннодзи. В тот самый день. А один из мальчиков, который мечтал стать всемирно известным игроком бейсбола, решил поучаствовать в обрядах. Мол, вдруг так он станет удачливее или крепче здоровьем? Будущему всемирно известному спортсмену это было бы очень кстати. Ему, разумеется, опять говорили, что только японцы так обожают яккюу, а во всем мире из спорта больше любят футбол или что-нибудь еще, короче, выбрав бейсбол, он вряд ли станет всемирно известным. Но Кенья, как обычно, не послушал. Сбежал от нас. И нашли мы его только часа через три, у храма Ситэннодзи.

Он откуда-то достал себе фундосики и хатимаки. В общем, стоял только в набедренной повязке и ленте на голове, в середине января, на улице, у храма, и вместе с другими такими же ребятами мужественно терпел, когда их обливали ковшами ледяной воды, шустро собирал с земли разбросанные амулеты. Мы как их увидели, так нам всем стало холодно, хотя уж мы-то были тепло одеты. Но тогда мы --">