Терри Лоренс - Заложник любви

качестве заложника! Сначала правительство, а теперь мятежники…

«Америка», — отметил Ник, закрывая за собой обшитую тиком дверь. Прежде чем войти, он не поленился поправить свой изрядно помятый пиджак и, воспользовавшись красным носовым платком, придать должный блеск своим туфлям. Впрочем, он мог бы и не беспокоиться, потому что, когда он вошел, женщина едва обратила на него внимание, стараясь справиться с охватившими ее чувствами.

Она взяла лежавшую у нее на коленях сумочку, порылась в ней и достала белый носовой платок, чтобы вытереть проступивший у нее на лбу пот.

Проделав все это, она заметно успокоилась, но щеки ее продолжали гореть. Когда она обратила наконец к Нику свой влажный взор, глаза ее оказались блестящими и зелеными. Сердце Ника запрыгало в груди, но, сделав усилие над собой, он изобразил на лице приличествовавшую моменту вежливую улыбку, хотя и продолжал во все глаза рассматривать посетительницу.

Влажные от пота завитки ее каштановых, цвета корицы, волос прилипли к ее шее. Одна тонкая прядь, волнуемая расположенным на потолке вентилятором, ласкала ее щеку.

Почувствовав немую отчаянную просьбу о помощи, исходившую от посла, Ник положил руку на спинку ее стула и, предупредительно наклонившись к ней, протянул ладонь.

— Вы, по всей видимости, Констанция Хэннесси? Я Николас Этуэлл, третий секретарь посольства. Я очень сожалею о том, что случилось с вашим отцом.

— Спасибо!

Ее пальцы покоились в его ладони, и он вдруг поймал себя на желании прикоснуться к ним губами. К сожалению, они находились в британском, а не во французском посольстве. Ник держал ее руку, слегка поглаживая ее своим большим пальцем и предоставив посетительнице право самой решать, когда следует высвободить руку.

— Вы слышали о том, что случилось с моим отцом?

— Здесь все знают о его злоключениях, — Ник слегка повел плечами, опасаясь неверным словом или жестом обидеть женщину и лишиться возможности держать ее руку в своей.

Но то, чего он опасался, не произошло. Напротив, ее большой палец охватил тыльную сторону его ладони и в знак благодарности за участие слегка сжал ее.

Ник ощутил исходивший от нее легкий аромат духов, гораздо более легкий, чем назойливое благоухание экзотических цветов, росших под открытыми окнами посольства. Ему вдруг страстно захотелось наклониться к женщине, уткнуться носом в копну ее каштановых волос и поцеловать украшенную крошечным бриллиантом мочку ее уха.

Боже мой! Одно из двух. Или он совсем сошел с ума от скуки и отчаяния, прозябая на этом позабытом всеми острове, или она была самой прекрасной, самой беззащитной и самой желанной женщиной, какую он когда-либо встречал.

Вынужденный в конце концов отпустить ее руку, он поправил узел своего галстука только для того, чтобы удостовериться, что его сердце вот-вот не выпрыгнет из груди, и заговорил странно глухим голосом.

— Мне очень жаль, но что касается вашего отца, то он уже был международной знаменитостью задолго до того, как я или посол Уиткрафт появились на острове Лампура.

Посол вздохнул, по достоинству оценив ловкую попытку своего подчиненного уйти от ответственности за судьбу заложника и снять ее с британского посольства.

Ник почувствовал себя неловко оттого, что Констанция Хэннесси могла, услышав это, истолковать его соответствующим образом, но она откинулась в кресле и, положив руки на колени, уже по-новому, с интересом, взглянула на него. Не спрашивая разрешения посла, Ник уверенно скользнул в кресло, стоявшее напротив посетительницы.

— Да, Ник, конечно, конечно, садись, — поспешил Уиткрафт.

Ник провел большим и указательным пальцами по жалко поникшей стрелке своих брюк и закинул ногу за ногу.

— Итак, мисс Хэннесси?

— Можете называть меня Конни.

Он улыбнулся ей, но вдруг, будто забыв о нем, посетительница снова обратила умоляющий, однако, преисполненный достоинства, взгляд своих чудных зеленых глаз на посла Уиткрафта. Сердце Ника сжалось, и себе он сказал, что впредь следует подмешивать больше хинина в джин и тонизирующие напитки. Наверно, у него малярия, хотя с тех пор, как его назначили на эту должность, он никогда не думал, что может подцепить какую-нибудь тропическую болезнь, а уж о том, чтобы влюбиться, и подавно.

Невольно, чтобы быть поближе к ней, Ник подался вперед:

— Ради бога, простите мне мою назойливость, но я хочу сказать, что понимаю, как вам сейчас --">