Барбара О'Джин - И солнце взойдет

игнорировала вечное недовольство главы отделения. После Рене слишком долго вникала в сумбурные отчеты ночной смены, прежде чем все же сбегать на парочку выступлений. Но, несмотря на кажущуюся занятость, к началу одиннадцатого напряжение приблизилось к своему апогею, мешая готовиться к очередным тестам по хирургии. Нервный рабочий пейджер то и дело разражался вибрацией от сообщений о состоянии пациентов, отчего и без того дерганная Рене постоянно пугалась и сбивалась с текста. Если так пойдет дальше, завтрашний тест она точно завалит.

— Хватит переживать, — привычно проворчала Энн.

Медсестра стояла рядом и распечатывала бесконечные листы назначений. Она бросила недовольный взгляд на Рене, которая вот уже вторую минуту нервно крутила меж пальцев ручку, и вдруг принялась шарить в кармане своего костюма. Наконец, найдя искомое, она протянула крем.

— Держи. Твоя кожа уже похожа на пережеванный коровой папирус. Скоро кисти совсем засохнут и отвалятся. А если покроешься коростами из-за раздражения, то можешь забыть об операционной. Я тебя туда не пущу.

Хмыкнув, Рене выдавила на ладонь немного вязкой, пахнущей пряной мятой массы и принялась методично втирать ее в руки.

— Спасибо, вечно забываю… — начала было она, но в этот момент в комнате что-то сильно задребезжало.

Три больших оконных проема занимали всю стену маленькой ординаторской и открывали вид на парковку перед главным входом больницы. Их пластиковые контуры всегда гарантировали тишину для врачей и пациентов, однако, прямо сейчас стекла в этих современных герметичных рамах заходились мелкой дрожью. А та перескочила с окна на подоконник и побежала по бетонному полу, где ввела в резонанс карандаши на рабочем столе. Сердце Рене на секунду тревожного сжалось в предчувствии землетрясения, но в следующий миг уши неожиданно уловили ритмичный бас, а затем и высокий электронный голос. Тот повторял непонятные, но явно однотипные слова, что сливались в утомительный гул, который приближался откуда-то с улицы и нарастал удивительно быстро.

Молча переглянувшись, Рене и Энн не сговариваясь ринулись к одному из окон. Следом за ними на происходящее решил поглазеть весь оказавшийся в ординаторской персонал, а потому, подобно сгусткам на стенках пробирки, они налипли на подоконники.

«Thunder, thunder!

Thun-thun-thunder, thunder».

Непонятные звуки наконец-то сложились в осмысленный текст и сквозь бесконечное отраженное эхо понеслись навстречу собравшимся. Ну а Рене прижалась лбом к прохладному стеклу и посмотрела вниз. Как раз вовремя, потому что источник недопустимого в стенах лечебного учреждения шума все же явился из-за деревьев. И словно по всем законам дурного вкуса, это оказался несущийся на огромной скорости спортивный уродец, на капоте которого пошло светился непонятный значок, — наверняка такой же кричащий, как сам автомобиль. Визгливо вырулив на расположенную напротив главного входа парковку, машина резко затормозила, отчего на гладком асфальте остались четыре черные полосы, а потом медленно докатила до разделительной разметки. Громкость песни стала невыносимой.

За спиной Энн кто-то начал ругаться, и Рене обернулась, удивленно посмотрев, как растет позади них толпа. Группа любопытных студентов пыталась протиснуться ближе, явно пропустив начало. Но даже не узри она сама столь напыщенное и неадекватное появление глухого идиота, не заметить орущий элемент посреди обычных машин было бы сложно. И не только потому что бешеная машина невоспитанно заняла собой сразу три парковочных места, но из-за доносящегося через настежь открытые окна того самого, разрывающего перепонки:

«Thunder, feel the thunder,

Lightning and the thunder, thunder».^[5]

Газанув напоследок явно тюнингованным выхлопом и издав несколько прострелов, отчего у припаркованных рядом автомобилей сработала сигнализация, спорткар затих, стекла поднялись, а неразличимый издалека значок на решетке радиатора потух. В ординаторской повисла ошалелая пауза.

— И что это за шарабан? — спросила в наступившей тишине Энн.

Рене хотела было укоризненно взглянуть на коллегу, все же оскорбление людей, какими бы засранцами те ни были, не вписывалось в медицинскую этику, но не сдержалась и прыснула. Следом за ней засмеялся кто-то еще, послышались саркастичные комментарии… Только вот все мгновенно замолчали, когда водительская дверь невоспитанного автомобиля --">