Дмитрий Львович Быков - 66 дней. Орхидея джунглей (под псевдонимом Мэттью Булл, Элия Миллер)

сделана, на ногах я не стою толком...

— Какая карьера! Я куплю тебе прекрасный дом, питание в лучших ресторанах, одежда от кого захочешь, хоть с плеча Пьера Кардена...

— Мне это все уже предлагали.

— Кто?!

— Тот ублюдок.

— И ты что?

— Согласилась, конечно.

— Нет, серьезно. Ты совсем не хочешь за меня замуж?

...Но будем лучше говорить о прозе.

В отличие от поэзии, проза не знает ограничений. Ни тематических, ни формальных. Она касается чего угодно и не связана законами размера и рифмы. Но у прозы свои законы. Она избегает прямых указаний. Настоящая проза любит намеки, тайные параллели, ходы, выкрутасы, фигуры умолчания. И пока она отвлекает читателя, позволяя пробегать одно, сосредоточиваться на другом, увязать в третьем, перескакивать через четвертое, блаженно мечтать на пятом, — герои ведут себя, как хотят, живут своей жизнью, занимаются, чем только сочтут нужным, потому что они совершенно свободны! свободны! Свобод-ны!..

— Слушай, — сказала Эмили. — Мне с тобой так хорошо... Говорят, если двоим слишком хорошо в постели, значит, они будут скандалить. И только в кровати им будет хорошо, а все остальное их будет тяготить, и они не решаться разойтись из–за этой кровати и своего страшного взаимного тяготения, и будут вечно мучить друг друга...

— Глупости, — сказал Уидлер, уже сонный и совершенно счастливый. — Это все чушь. Это неудачники выдумали, как и большинство других легенд. О пользе и необходимости страдания, о вреде и невозможности счастья... Эта совместимость — просто показатель другой, универсальной совместимости. Решительно во всем, вообще, понимаешь? То есть, например, пастушку тянет к герцогу, а принцессу — к свинопасу. Это ведь не значит, что герцог и принцесса развратны и не пожалеют для удовлетворения своих скотских интересов ничего — ни репутации, ни денег, ни чести и происхождения? Конечно, нет! Это просто значит, что ими движет не похоть, а нечто большее. Что и сближает их с объектом стра-а-асти, — Уидлер зевнул блаженно, — даже если у них нет ничего общего. Внешне. В образовании там, в достатке, в уровне интеллекта, как там у вас в университете это еще называют. Взять тебя: красивая, богатая девушка. Свой отель в Бразилии. Кстати, ежели ты за меня выйдешь, он все равно останется твоим, только иногда советуйся со мной, ладно? Я тебя буду очень основательно и бесплатно консультировать. Так вот. Ты красива, богата, умна, окончила университет, семь языков плюс свой, очень красивый, гораздо более богатый, гибкий и выразительный. И я, грубый, необразованный, неотесанный мужлан. Что нас сближает? Родство душ!

— И вообще, — продолжал Уидлер, затягиваясь и пуская дымок из ноздрей. — Тут ведь как. Двое любят друг друга, — он потянулся и уткнулся лицом в грудь Эмили, — потому что внутри у них сидит один и тот же черт. Искорка такая. И она–то все определяет. Хотя на самом деле это может быть, например, общая любовь к манговому соусу...

— Ляг вот так, — сонно сказала Эмили.

— Как именно? — сонно заворочался Уидлер.

— Глупый. Все тебе надо объяснять. Ну вот так!

Он подвинулся ближе, и она зажала его ногу между своих.

— Мне так больше нравится. И прижмись ко мне крепче. А то я боюсь, что ты исчезнешь.

— Нет уж, — сказал Уидлер. — Теперь не надейся. Я самый долгосрочный контракт в твоей жизни. Ладно?

Но Эмили уже спала, улыбаясь во сне. Ей снился Уидлер, показывающий китайцам отель. «Прекрасно рисовое зерно на рассвете, — говорил Уидлер, — но Эмили прекраснее. А с вас, ребята, хватит и отеля. Привет руководству Коммунистической партии Китая!»

Мальчик сидел на берегу океана, загадочно улыбаясь. Он напевал песенку, смысла которой Уидлер не понял бы, а Эмили бы обязательно поняла и перевела примерно так:

Ах, ла-ла-ла, ла-ла, ла-ла...

--">