Богдан Васильевич Королев - День Хромосомы «Хэ»

надевайте. Вот, – она достала кипу флаеров из коробки стоявшей на грязном кафельном полу, – флаеры. Наша целевая аудитория – люди от шестнадцати до двадцати пяти. Преимущественно девушки. В честь дня хромосомы «Хэ» у нас для всех лиц женского пола скидка, – Берта посмотрела на Пука еще более пристально, чем раньше, – вы должны раздать листовки. Если не хватит, возвращайтесь в кафе, я дам еще листовок.

– Хорошо.

– Задача вам ясна? – Берта наклонила вперед голову и посмотрела исподлобья.

– Яснее ясного, – ответил ей Пук, немного отодвинувшись корпусом назад.

– Отлично, – она пнула коробку с макулатурой, задвинув ее под стеллаж, – удачи. Два часа и деньги ваши, – Берта развернулась и вышла из каморки, холодно скользнув взглядом в полумраке по костюму, Пуку и флаерам.

Пук надел костюм маскота. Часть флаеров он положил внутрь костюма и небольшую стопочку оставил в руках. Осмотрев себя в зеркале, он полностью осознал, что похож на розовое говно. Голубые нарисованные глаза костюма с широкими прорезями, на которых была натянута черная сетка, смотрели вперед и никогда не моргали. Внешний вид был настолько отвратителен Пуку, что где-то далеко в своих мыслях он уже получал деньги за проведенные два часа.

Не совсем понятно было, из какого материала сделан был костюм. Что-то среднее между поролоном и синтетической губкой для мытья посуды. Костюм доходил ровно до пояса и покрывал всю верхнюю часть тела вместе с головой. Ниже пояса оставались лишь только джинсы Пука и немытые темно-коричневые его ботинки. Два с половиной завитка розового дерьма и джинсы. Пук еще раз посмотрел в зеркало, обернулся вокруг собственной оси и вышел в торговый зал.

– Он и правда похож на розовую говняшку, – шепнула Галя Берте.

– Ну, говняшка и говняшка, – она выдохнула и посмотрела в потолок, пытаясь перевести весь ворох мыслей в голове в другое русло, – готов?

– Вроде бы, – ответил Пук.

– Тогда, в бой! – с воодушевлением выдала Берта.

– Удачи, – сказала Галя и снова продолжила ходить из угла в угол, напоминая назойливую муху.

– И вам, – ответил Пук и вышел из кафе.

Казалось бы дорога на выход из торгового центра – дело плевое, и пройти ее можно за каких-то две, а, может, от силы три, но для Пука это время казалось если не вечностью, то чем-то очень отдаленно напоминающим ее. Несмотря на всю скорость своего хода, Пук с каждым шагом ощущал на себе вполне насмешливые взгляды. И пусть хотелось ему испытывать чувство легкого похуизма, но получалось слабо. В любом случае деньги ему были необходимы как вода рыбам, поэтому он старался не замечать потусторонних взглядов. Быстрым шагом с толикой уверенности Пук вышел на улицу, оказавшись напротив Киевского вокзала.

Прохладный весенний воздух едва проникал внутрь костюма. Он был для Пука чем-то напоминающим холодную родниковую воду, которая малыми каплями поступает к путнику на границе пустыни и степи. Воздух немного щипал нос, появилась легкая резь в глазах из-за возможной аллергии на материал костюма, а, возможно, от самого прохладного ветра или солнца, которое скрылось где-то за тучами. Вероятно, что все раздражающие факторы, перечисленные выше, побудили слезы выступить из этих маленьких ублюдских слезных желез и смочить конъюнктиву. Два часа персональных мучений и адских эмоций начались.

Пук ходил взад и вперед от павильона МЦД, проходя то мимо стены вокзала, то возле стены торгового центра, к площади «Европы». Охранники обеих организаций периодически выходили посмотреть на розовое дерьмо, ходившее под тучами и раздававшее листовки, сначала девушкам из целевой группы, а затем уже просто всем подряд. Пук переходил дорогу по переходу, иногда натыкаясь на ментов, просивших у него документы, бомжей, просивших милостыню, цыган, продававших розы и все равно что-то просивших, и прочих других людей, что были в этом переходе. Они единственные не просили ничего, и лишь отмахивались или откровенно слали на хуй, при попытке вручить им листовку.

Менты щемили его особенно часто. Даже слишком. Скажем, настолько часто, будто им нравилось иметь дело с говном, пускай и розовым. Несчастные, они, словно бурлаки, тянувшие свою волю против течения жизни, подходили и козыряли, начиная с самого младшего по званию, но, отнюдь, не возрасту. Затем просили паспорт, рассматривая его вдоль и поперек. Состряпав кислую мину, полную отчаяния, они в попытке что-либо найти и к чему-либо докопаться --">