Джером Клапка Джером - Мальвина Бретонская

продолговатых серых камней — остатков, как он сказал себе, какого-то древнего менгира — довольно обыкновенного явления в одиноких заброшенных землях Бретани. Обычно камни валяются опрокинутые и разбросанные, но этот отдельный экземпляр волею случая остался в течение всех минувших столетий нетронутым. Слегка заинтересовавшись, командир авиазвена Раффлтон не спеша зашагал к нему. Луна стояла в зените. Насколько тихой была ночь, отложилось у него в голове по тому, как он явственно услышал и сосчитал удары церковных часов, бывших милях в шести от него. Он помнит, как посмотрел на свои часы и отметил небольшую разницу между ними и церковными. У него было 8 минут после полуночи. С замиранием последних отзвуков далёкого колокола тишина и одиночество места словно вернулись и навалились на него с ещё большей настойчивостью. Пока он работал, это его не тревожило, но рядом с чёрными тенями, отбрасываемыми этими седыми камнями, они словно намекали о чьём-то присутствии. С чувством облегчения встретил он мысль о возвращении к своей машине и запуске двигателя. Тот загудит, зажужжит и вернёт ему уютное чувство жизни и безопасности. Он только разок обойдёт вокруг этих камней и улетит. Поразительно, как они бросают вызов старику Времени. Как поставили их здесь, по всей вероятности, десять тысяч лет тому назад, так и стоят они тут до сих пор алтарём обширного храма с зияющим небосводом вместо крыши. И вот, глазея на них с сигарой в губах и борясь со странным забытым импульсом, тянущим за колени, он услышал доносящийся из самого сердца великих серых камней мерный вдох и выдох тихого ровного дыхания.

Юный Раффлтон честно сознаётся, что первым порывом его было броситься наутёк. И лишь солдатская выучка удержала ноги на вереске. Объяснение, конечно, было простое. Какой-то зверь устроил себе в этом месте логово. Но когда было известно животное, спящее столь крепко, чтобы его не потревожили шаги человека? Если бы оно было ранено и не могло убежать, то не стало бы дышать с такой спокойной, тихой правильностью, столь странно выделяющейся на фоне спокойствия и тишины вокруг. Может, гнездо совы? Такой звук издают молодые совята — сельские жители зовут их «храпунами». Юный Раффлтон отбросил сигару и опустился на колени, с целью пошарить в тенях, и, делая это, дотронулся до чего-то тёплого, и мягкого, и податливого.

Но это была не сова. Наверно, он прикоснулся очень легко, потому что она и тогда не проснулась. Она лежала, подложив себе под голову руку. И теперь, вблизи, когда глаза его стали привыкать к теням, он увидел её совершенно ясно: и волшебство приоткрытых губ, и отблеск белых рук и ног под лёгкими покровами.

Что' он должен был сделать — это тихонько подняться и удалиться. Затем можно было кашлянуть. Если бы она и тогда не пробудилась, то можно было легонько дотронуться, скажем, ей до плеча и позвать сначала тихо, затем погромче: «Mademoiselle» или «Mon enfant». А ещё лучше было потихонечку удалиться на цыпочках и оставить её спать.

Ему эта мысль, похоже, в голову не пришла. В оправдание здесь можно сказать то, что ему было всего двадцать три года, что, обрамлённая лиловым светом луны, она показалась ему самым прекрасным созданием, какое только когда-либо видели его глаза. К тому же надо всем этим тяготела какая-то тайна — та атмосфера далёких первобытных времён, из которых корни жизни до сих пор ещё продолжают тянуть свои соки. Можно предположить, что он позабыл о том, что он — командир авиазвена Раффлтон, офицер и джентльмен; забыл о надлежащем этикете применительно к обнаружению дам, спящих без присмотра на уединённых вересковых лугах. А ещё вероятнее, он вообще ни о чём не думал, а под влиянием силы вне его власти склонился и поцеловал её.

И не платоническим поцелуем в лоб или братским поцелуем в щёку, а поцелуем прямо в приоткрытые губы — поцелуем обожания и изумления, каким Адам, по всей вероятности, будил Еву.

Глаза у неё раскрылись, и она полусонно посмотрела на него. В голове у ней не могло быть никаких сомнений относительно того, что произошло. Губы его всё ещё были прижаты к её. Но она нисколько не удивилась и уж, во всяком случае, не рассердилась. Присев, она улыбнулась и протянула ему руку, чтобы он смог помочь ей подняться. И, одни в этом освещённом луной обширном храме с усыпанной звёздами крышей, подле мрачного серого алтаря позабытых обрядов, стояли они рука об руку и смотрели друг на друга.

— Простите, — сказал --">