Виталий Витальевич Тихонов - Идеологические кампании «позднего сталинизма» и советская историческая наука (середина 1940-х – 1953 г.)

можно было называть, из-за значительного числа историков «старой школы», «советской» с определенной долей условности) и ее инфраструктуры. В этом смысле именно эта эпоха оказывается ключевой для понимания как достижений советских историков, так и выявления причин упадка и разрушения советского «историографического колосса».

Важнейшим содержанием духовной жизни послевоенного советского общества стали идеологические кампании и дискуссии. Удивительно, но в историографии до сих пор нет монографии, специально посвященной этим событиям. Историографы с разных сторон анализировали развитие советской исторической науки в эпоху «позднего сталинизма», но идеологические кампании и их влияние на историографический процесс по разным причинам обходились стороной. Кто-то считает, что это лишь внешний фактор по отношению к науке, который не надо переоценивать. Кто-то, следуя выбранной методологической модели, апробированной на более ранних периодах и другой проблематике, делает акцент на определенные стороны процесса, теряя совокупность явлений и событий. Конечно же, можно верить, что идеологические процессы — лишь досадный фон для развития исторической науки, но это не так. Власть и знание тесно связаны, теснее, чем хотелось бы.

Есть и еще одна, отнюдь не последняя, причина, почему идеологические кампании заслуживают самого пристального внимания. Дело в том, что через горнило кампаний прошли практически все историки, впоследствии ставшие гордостью советской, а затем и российской исторической науки, символом ее достижений и традиций. Многочисленные биографии, посвященные уходящему поколению классиков, в которых послевоенные погромы неизбежно всплывают в качестве биографических фактов, нередко засорены ошибками и оценочными передержками. Сложившаяся историографическая ситуация напоминает перепутанный пазл, в котором общая картина никак не желает складываться. Одни части картинки уже собраны, другие хаотично собираются, третьи — потеряны, а четвертые вообще не нарисованы. Собрать этот пазл и представить более или менее целостную картину — одна из задач предлагаемой книги.

Территориальные рамки исследования ограничиваются столицами — Москвой и Ленинградом. Преимущество отдается Москве. Это связано и с доступностью для автора местных архивов, и с тем простым соображением, что именно здесь, где были сосредоточены ведущие научные силы Страны Советов, идеологические кампании прошли наиболее шумно, а полученный материал может служить прочным фундаментом в объяснении процессов. Региональные образовательные и научные центры сознательно оставлены за скобками. Автор исходил из постулата, что прохождение кампаний определялось состоянием среды историков. Поэтому учет национальных (в союзных республиках) и региональных специфик — задача кропотливая и крайне непростая. Распутывание сложной паутины местных связей и конфликтов требует особых усилий и немалого времени. Оставим это местным исследователям. Тем более что процесс уже идет полным ходом и дает крайне интересные результаты, заметно отличающиеся от столичных.

В центре внимания отнюдь не случайно оказывается Институт истории АН СССР (включая и Ленинградское отделение Института истории (ЛОИИ)). Институт являлся центральным научно-исследовательским учреждением, в котором были сосредоточены лучшие историки страны. Поэтому Институт оказался в самом эпицентре кампаний. События, проходившие в вузах, представляются вторичными. Есть и еще одни нюанс. Архивы Института несравненно лучше сохранились и более доступны, чем документация высших учебных заведений. Это позволяет если не восстановить картину полностью, то, во всяком случае, получить более или менее целостный событийный ряд.

Теперь немного о структуре текста. Он комбинирует проблемные и нарративные главы. Первые преимущественно посвящены явлениям, вторые — событиям. Поскольку в центре внимания неизбежно оказываются собрания, реализующие установки кампаний, то источниковой основой стали стенограммы и протоколы, а также опубликованные отчеты. Такая ситуация ставила вполне конкретный вопрос: как выстраивать архитектонику текста, описывающего собрания? Можно было предложить в основе аналитический текст, где были бы показаны основные тенденции, типология и т. д. Но в этом случае есть серьезное возражение. Дело в том, что каждое собрание обладало собственной --">