Евгений Суровцев , Айи Квейи Арма , Ама Ата Айду , Селби Ашонг-Катай , Кофи Айду , Кваме Ньяку , Мейбл Доув-Данква , Аджоа Йебоа-Афари , Кобина Эйби - Ганская новелла

строки, читаются новеллы «Обычный случай» К. Эйи и «Предвкушение» М. Доув-Данква. Дело, наверное, в том, что для нас-то оба эпизода из повседневной африканской действительности как раз и необычны (бесчинства солдатни после военного переворота в первом рассказе, а во втором — традиции полигамии). Потому-то и не обманывает читателя ожидание какой-то неожиданной развязки.

«Непокорный» Ашонга-Катаи — рассказ-аллегория. Если читатель станет все воспринимать так, как в нем описано, то вскоре он неизбежно подумает, что писатель запутался во временных пластах: мы видим здесь в одной художественной реальности и рабов, и бойскаутов, строительство современной паромной переправы и ритуальные действа колдунов и жрецов… Автор умышленно прибегает к условности, перемешивая реалии прошлого и настоящего: его цель — показать, что с приходом белого человека, колонизатора, африканец стал несвободен и уже в давние времена появились люди, которые восставали, боролись против угнетателей.

Рассказы «Амулет Яу Ману» Айи Квейи Армы, «Притворщик» Ашонга-Катаи и «Чувство справедливости» К. Ньяку обличают религию и суеверия, до сих пор имеющие сильную власть над людьми, порой даже получившими современное образование.

Ама Ата Айду, одну из немногих в Африке писательниц-профессионалов, больше всего волнует положение женщины в современном мире. Она — автор двух сборников рассказов, нескольких пьес, множества стихотворений. Ее героини — домохозяйки и медсестры, секретарши и крестьянки. Пожалуй, и в рассказе «Деньги для матери» главным действующим лицом является не молодой человек, рассказывающий о случаях из своей жизни, а его мать, неграмотная крестьянка, все силы отдавшая, чтобы ее дети получили образование.

В герое другого рассказа Амы Аты Айду, «Перемены», читатель узнает того «маленького человека», который, бесхитростно повествуя о своей жизни, хочет узнать у своего образованного собеседника, какие же реальные изменения произошли с тех пор, как ушли прежние хозяева — белые.

У каждого из писателей, чьи рассказы помещены в сборнике, различная тематика и манера письма. Но все же заметны, при всей их несхожести, общие черты: во-первых, сильнейшие традиции фольклора, устной литературы, сказовый характер; во-вторых, реализм, лежащий в основе жанра, который благодаря своей оперативности позволяет делать «снимки» окружающей действительности или помогает выхватить из темноты истории эпизоды прошлого своей страны.

Евг. Суровцев

Айи Квейи Арма (Ayi Kwei Armah)

Африканская легенда

Проведя юность в скитаниях по бескрайним просторам земли, Воин никак не мог уразуметь, что влекло его именно в эти места и почему воля его была столь послушна этому влечению.

Стремясь к заветной цели, Воин побывал везде: высоко в горах, где пронзительные ветры давали ему почувствовать вкус вечности — сладко-горький, словно это единство сладости и горечи было семенем всего сущего; в саваннах срединных земель; в дебрях влажного тропического леса, где любое живое существо в конце концов перестает чувствовать свою обособленность и заключает союз с окружающим внешним миром — бесконечной чередой предметов и явлений, существующих вне его собственной телесной оболочки. И вот наконец ступил он на плоские прибрежные равнины и вышел к океану, перед лицом которого лишь глупец не задумается хоть на мгновение о бесконечности начал и концов, соединяющихся в круге жизни.

Одинокий, с нетерпением в сердце вышел Воин на берег океана и сразу понял, что за неведомая сила влекла его сюда: на песке сидела Женщина.

Она устремила взор за море, и ей, казалось, открывались недосягаемые дали, седая, печальная глубина веков. Женщина эта не была ни молода, ни красива. Молодость и красота как-то не вязались с ней, ведь они преходящи, а в Женщине, сидевшей на берегу, все говорило о вечности, о постоянстве круговорота жизни, где начало соединено с концом, рождение — со смертью и снова с рождением…

Итак, та, которую он увидел, сидела, глядя вдаль, и в глазах ее крылось знание вечности, недоступное большинству живущих на земле. Воин сердцем понял, что именно знание, хранившееся в ее душе, сделало лицо Женщины столь отрешенным и в то же время столь терпеливым. Это было лицо пленницы, порабощенной неведомыми силами, измученной порывами собственной души и тщетно — уже давно и тщетно! — ждущей своего спасителя. --">