ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА ИЛЬИНСКАЯ (ИОА) - Завуча — на мыло! (СИ)

Завуча – на мыло!

1

Быть начальником – значит обречь себя на вечные хлопоты. С другой стороны – почувствовать себя значительным человеком. Из женщин особенно рьяно занять должность повыше стремятся те, кто в полной мере не испытал головокружительный женский успех. Из любого правила (как правило) есть исключения, но все же пресловутое множество дам-руководителей – неудачницы.

Поверьте, завуч – это собачья работа! Сколько нервов, сколько времени требуется! Но конкурс на замещение столь обременительной должности на удивление всегда большой. Назначили завучем – значит, заметили, оценили. Пусть ты будешь самым плохим завучем в мире, но ведь за-ву-чем! Стоял, вроде как, на ступеньку выше других. И внуки с гордостью в голосе обронят потом: «А наша бабашка была завучем в школе».

Но в целом отношение к школьному повышению по службе созвучно армейской поговорке: «Лучше иметь дочь-проститутку, чем сына-ефрейтора».

Одна моя приятельница, химичка и на работе и в жизни, на педсовете обожала рисовать на тетрадном листке человечка с петлей на шее. Кульминацией ее художественного творчества становилось медленное пририсовывание на теле жертвы таблички, на которой злорадно выводились пять ненавистных букв – «завуч».

Если бы тогдашняя завуч Марина Леонидовна узнала об этом, то… Хм. То что? Трудно даже предположить ее реакцию.

Марина Леонидовна была женщиной хорошей, но – с придурью. Однажды первую смену – а это четыреста человек! – задержала возле центральных школьных дверей и пропускала по одному, властно вопрошая:

– Что читаешь?

Отвечали, кто во что горазд. Первоклашки испуганно лопотали про букварь. Другим было посложнее. Кто-то из старшеклассников брякнул: «Колобок!», и, ловко прошмыгнув в дверной проем, затрусил по школьному коридору.

– Ве-е-рни-ись! – истошно завопила Марина Леонидовна.

Самое интересное, что допросу подвергались и учителя. Но, побывав в стенах высших учебных заведений, они слышали о Набокове, Голсуорси, Жоржи Амаду, поэтому отвечали с великой легкостью. Правда, услышав в очередной «учительский» раз – «Лолита», Марина Александровна поморщилась: такое впечатление, что эту книгу читали коллективно – все вместе и в одном помещении.

На педсовете Марина Леонидовна подвела итоги своих исследований, поразглагольствовала на тему «Пища для ума», предположила, что теперь с ее помощью вся школа наконец-то задумается над собственным невежеством, и, прежде чем она произнесла долгожданное: «Все свободны», ее «повесили».

Трудно быть завучем. Никто не любит, все лишь злословят и боятся.

Организовывать людей, распутывая клубки сложных человеческих взаимоотношений, – особое искусство. Более того, это искусство сильных духом.

Если ты слабак, будешь болезненно реагировать на склоки за твоей спиной, бесконечное недовольство (руководством всегда недовольны), работа проедет по тебе как танк – раздавит и не заметит.

Отделять зерна от плевел, знать, где отступить, а где проявить холодную настойчивость – вот что важно, но это лишь удел избранных.

2

Случилось невероятное! Самое забитое существо в сто двадцать восьмой школе стало завучем.

Эту новость принесла на хвосте Лариска Стремянина, моя соседка по подъезду.

– Представляешь, Коровину командиром назначили!

Неоднократно я слышала тихие презрительные россказни про тихоню Коровушку, но сегодня – сверхпрезрительный восторг.

Я видела как-то эту учительницу, и, собственно говоря, обратила на нее внимание только потому, что Лариска толкнула меня в бок, смотри, мол, вон наша «ни рыба — ни мясо» катится.

Коровина выглядела лет на сорок (нам, двадцатилетним, этот возраст казался символом увядания). Она была довольно стройная, с бесконечной заботой на лице, мать троих детей как никак. Не составляло больших трудов предположить, насколько привлекательной она была в юности: нежной Ассоль с темно-русыми волосами и огромными прозрачными глазами. Но, как говорится, ничто не вечно.

За что так недолюбливала Лариска эту Коровину, прояснилось лишь спустя годы. Дело в том, что Коровинский

--">