Галина Черногорова - Одуванчики (СИ)

 Огненным валом прокатилась война по Украине в первые же месяцы. Небольшой хутор Сосновка от оккупации спасло то, что он затерялся в глухих непролазных лесах.

  От райцентра вроде бы недалеко, километров 25, но единственная насыпная дорога была ненадёжной, а разбомблённая и вовсе исчезла, затянувшись болотом. Остались ниточки-тропинки, известные только местным. Вскоре эти тропы стали партизанскими.

  Мужики ушли на фронт, остались женщины, дети и колченогий, но шустрый дед Митяй : грибник, ягодник, лесной проныра и "местное радио". А вести доходили совсем плохие.

  Как-то под вечер из пущи вышла группа бойцов, пробивавшихся из окружения. На них было страшно смотреть: заросшие щетиной лица, в глазах злоба! Шли с оружием,

  в плащ-накидках, которые ещё не успели истрепаться. Шли четверо, а пятого несли на самодельных носилках, и было заметно, что из последних сил. Зашли в хату, что стояла на краю неглубокой балки. Здесь жила семья Лелюшко, но сейчас хата казалась пустой: отец и сын ушли со всеми, а мать отправилась их провожать и заодно навестить родственников, посоветоваться да и пропала. На хозяйстве осталась 16-летняя дочь Валюшка, приехавшая на каникулы. Вскоре она прибежала с дальнего покоса: хуторские пацанята принесли ей известие о солдатском десанте. Зашла в хату и увидела, что все спят вповалку прямо на полу.

  В центре носилки с тяжелораненым, накрытым до подбородка. Лоб белый, нос заострился, дыхание еле слышно. Собрала кое-какую еду и ждала чуть не до утра. Наконец зашевелился лежащий у двери. Позвал в сени.

  - Хозяйка?

  - Да. Валентина.

  - Больно мала.

  - А никого больше нет.

  - Так вот, Валентина. Мы сейчас пойдём дальше. Лейтенант наш ранен в грудь навылет. Совсем плох. Придётся оставить. Если что, похороните по-человечески. После войны памятник поставим. Вот его документы. Спрячь понадёжнее.

  ...На рассвете они ушли, и Валюха осталась с умирающим. Смотрела на него издалека, подойти боялась. Стала разглядывать военную книжку: Павел Седов, 20 лет, из Ленинграда, штампа о браке нет, фотография родителей. Красивые. Вдруг раненый захрипел:

  - Воды...

  И тут же:

  - Документы...- и опять затих.

  - Здесь, не волнуйтесь. Я их в Библию положу.

  Подумалось: а вдруг выживет? И полетела за самой лучшей подружкой Ганкой. Ганка старше на три года, неместная. Привёз её сосед Петро год назад, мамке свою молодуху отдал, а сам опять удрал на заработки. К земле не тянется, шалый, непутёвый, а вот с жинкой угадал: спорая, прижилась быстро. Своего "чоловика" любила как кошка, не стеснялась висеть на нём грушей даже на людях. На проводах еле отодрали. Всех удивила.

  Девчонки не разлей вода, особенно с начала войны. Но какие же они разные! Валентина - кареглазая, с тёмной косой до пояса, неторопливая, с тихой улыбкой. Ганна - быстрая, заполошная, смешливая, добрая через край. Отличалась от хуторян почти белыми волосами. Частые мелкие кудри росли непокорно, сколько ни приглаживай - во все стороны торчали пружинками. Чистый одуванчик! Бровей не видно, зато всегда блестящие серые глаза и большой алый рот. Залюбуешься! Правами старшей не пользовалась, считала Валюху умней себя (и правильно). По Петру сильно тосковала, но волю слезам не давала: горе в каждой хате.

  Подружки стали выхаживать лейтенантика. Травяные отвары, щи да каша. По ложечке, по ложечке... Смущаясь, купали его в деревянном корыте. Он то приходил в себя ненадолго, то впадал в забытьё. Всё-таки молодость побеждала, и пришёл день, когда, посмотрев на лавку, где лежал Павел, Валя увидела, что он сидит и удивлённо смотрит по сторонам:

  - Бритва есть? Наверно, на лешего похож?

  По капельке прибывали силы, стал девчат стесняться. А у них дел по хозяйству невпроворот - скотина, огород, покосы, ягоды набрать на дальнем болоте. Но успели разглядеть в доходяге "гарного хлопца". Что скрывать, души девичьи затрепетали, воображение заиграло.

--">