Лариса Анатольевна Львова - Ифе и голос из саркофага (СИ)

схватил что-то тёмное, тяжёлое и скользкое и кинул одной из вездесущих собачьих стай.

   Большой рыжий пёс взвился в прыжке, мелькнул белым брюхом, ухватил подачку и, давясь, проглотил.

   А потом собака рухнула в корчах. Её горло содрогалось, из пасти валила пена. Всё закончилось кровавой рвотой.

   Бальзамировщик побледнел, схватился за сердце, а потом сделал знак рабу, который незаметно для всех скрылся.

   Ифе почувствовал, что от отлучки раба будет много неприятностей.

   Так и вышло.

   Теперь в доме ели в основном ячменную похлёбку с ячменным же хлебом. Пришлось забыть о куропатках и фруктах, мёде и сырах. Все доходы с арендных земель отправлялись в карманы братьев Шел-ото и бальзамировщиков.

   А средний Эбо стал преследовать Нефтиду. Что такое полученные гроши? На них не приобретёшь хороший дом и красивую жену из знатного рода, у которой бы водились деньги и которой можно было бы помыкать из-за тайны.

   Когда минули сорок дней, хотя было положено семьдесят суток трудиться над мумией, к дому привезли саркофаг из сикоморы с вырезанным мордой какого-то зверя и поставили с северной стороны. Здесь он будет находиться до тех пор, пока отцу не найдётся место в гробнице.

   - Мама, а какой зверь вырезан на крышке? - спросил Ифе. - Это отвратительный волк, которого почитают невежественные племена? А почему не лев, не крокодил?

   - Зверь? Почему зверь? Мастер вырезал лицо твоего отца, - ответила Нефтида.

   К ним подошёл Эбо, поправил засаленные накладные волосы, вытер струи пота с лица и сказал:

   - Я знаю, ты заплатила талант серебра за работу лентяям и бездельникам. Мне жалко тебя, Нефтида. Поэтому прими деньги от меня. Нусепт был и моим братом.

   Мать выдернула свою ладонь из ручонки сына, оттолкнула Ифе за спину и стала любезничать с Эбо.

   Но даже Ифе знал, что жирный, как осенний петух, Эбо готов потратиться только вовсе не из-за жалости, а для того, чтобы жениться матери.

   Так и вышло.

   А деньги вернулись к Эбо.

   Он был ещё более жестоким, чем Нусепт.

   Не пригласил жреца, когда пришло время родить наложнице. И некому было облегчить путь новой души в мир, отогнать демонов, которые встали поперёк него. Наложница покричала и замолкла. Сначала умер ребёнок в её животе, потом на его следы в мире - страшную вонь и вытекающую из матери жидкость - слетелись злобные духи. Через пять дней испустила дух и наложница. В её покоях ещё долго пахло смертью, поэтому их заколотили.

   Эбо и Нефтида разодрались из-за того, кому тратиться на похороны бедняжки. Вышло, что Эбо должен облегчить карман, потому что умерший плод приходился ему племянником. А ответить пришлось за дурное настроение пришлось Ифе. Эбо исхлестал его плетью и бросил в крохотный пруд около дома.

   Ифе вылез из воды и долго не решался войти в дом, пока одна из рабынь не пожалела его и не привела на кухню, где ребёнку дали тёплого молока с мёдом, а потом уложили в кладовой на ларь с зерном.

   Нефтида не обмолвилась о сыне. Она всю ночь мирилась с Эбо так, что у деревянной лежанки сломались ножки.

   В перерывах между порывами страсти она, ещё содрогаясь от наслаждения, слышала за стеной чьи-то тяжёлые шаги. Но что ей эти шаги? Весь мир для неё сосредоточился внизу живота. Видно. И вправду там свил гнездо демон.

   Ифе из двери кухни видел, как что-то огромное, тяжко переваливаясь, обошло вокруг дома и застыло возле покоев матери. Утром он сразу же кинулся смотреть на щебень и песок возле стен. Рытвины были ничего себе, по колено провалиться можно.

   А ещё Ифе осмотрел саркофаг - он тоже был в песке и щебне.

   Вот это да! Значит, душа покойного Нусепта не может проплыть через царство мёртвых к месту суда, застряла где-то и пришла к дому, откуда его тело вынесли бездыханным!

   Ифе

--">