Александр Вазгенович Мюлькиянц - В поисках прошлого

Для многих из нас общение с джазом стало насущной потребностью, составной частью духовной жизни. Без джаза мы не могли прожить ни дня, он заполнял все наши поры. В доме, насколько я себя помню, всегда звучал джаз. В школе разговоры только о джазе, зачем нам была теорема Пифагора, если жив Дюк Эллингтон. Вообще удивляюсь, как я окончил школу. Я даже умудрился без всякой школьной реформы окончить одиннадцатилетку, просидев два года в девятом классе. А в десятом меня чуть было не выдворили из школы за нелегальное распространение пластинок Брубека на ребрах.

Именно в таком общении, начавшемся на заре человеческой культуры и длившемся вплоть до Нового времени, в каждом народе сложилась своя национальная система музыкальных выразительных средств, музыкальный язык, подобно тому, как в процессе словесного общения родился язык, на котором говорит народ.

Приехав в 1965 году в Москву, я это почувствовал еще острее. Именно в 60-е годы общение московских и бакинских музыкантов вылилось в глубокое взаимоуважение и настоящую дружбу. Москвичи явно симпатизировали бакинским джазовым музыкантом, таким как Бабаев, Сермакашев, Мустафа-заде, Багирян, Ходжа-Багиров, а приезд в Баку московских джазистов Гараняна, Зубова, Бахолдина, Громина, Бриля был просто событием. Я испытывал гордость за бакинских музыкантов, выросших до международного уровня и признанных не только в Москве, но и за рубежом. Говоря о взаимопонимании и дружбе музыкантов, хочется вспомнить один из самых ярких и поучительных концертов в моей жизни.

Весной 1987 года мне посчастливилось увидеть и услышать американский джаз-квартет всемирно известного музыканта Дейва Брубека. Когда на сцену легкой походкой вышел стройный, высокий и поджарый Брубек, зал долго не мог затихнуть, бешено аплодируя легендарному шестидесятисемилетнему маэстро. Французы говорят, что можно выглядеть элегантно в шестнадцать и в шестьдесят, только в шестнадцать это труднее.

Он весь светился, счастливо, широко улыбался публике. Он был в прекрасной форме, и зал его слушал, буквально затаив дыхание. Такая раскованность на сцене и возможность в импровизациях логично сконцентрировать все свои мысли осуществимы лишь в атмосфере взаимного контакта с аудиторией, с одной стороны, и взаимопонимания и любви внутри ансамбля, с другой.

Концертный зал “Россия” буквально разламывался от шестидесятников, пришедших послушать свой любимейший ансамбль. Это был несостоявшийся концерт нашей юности. Для моего поколения это был, без преувеличения, просто Праздник музыки. Я сидел, завидуя сам себе и не веря, что, наконец, правда с опозданием в 35 лет, слушаю и вижу самого Брубека. Мне даже казалось, что это не московский зал “Россия” 1987 года, а далекая бакинская филармония 1952 года.

Слегка осовремененное прошлое, звучавшее на сцене, как бы вытекло в антракте из зала в фойе и вестибюль. Кого я только здесь не встретил: приятелей, которых не видел целую вечность. Это бакинцы Рафик Бабаев и Лева-капиталист, Эдик Назаров и Алик Ходжа-Багиров, Вова Владимиров и многие другие. На концерте было в основном мое поколение москвичей: это Михаил Козаков и Буба Кикабидзе, Алексей Козлов и Георгий Гаранян. Я никогда в жизни не был в таком большом кругу своих ровесников. Для всех нас этот концерт как бы подытоживал поиски прошлого. Мы все пришли вспомнить и найти свое прошлое. В антракте почти все говорили об одном и том же: во-первых, о мастерстве Брубека, а во-вторых, увидеть бы это все в пятидесятые годы. Этот концерт надолго сохранил тепло необычайной атмосферы встречи, ощущение замечательного Праздника музыки, ощущение большого события, которое не покидало всех нас в те весенние дни.

Это был триумф поисков прошлого. Свершилось чудо! Поиски прошлого увенчались успехом. Безнадежно потерянное прошлое, наконец, вдруг нашлось, с большим опозданием, но нашлось! Оно стало реальностью и, главное, не устарело. Это случается очень редко, скорее раз в жизни.

Джаз — это модель счастья. Если протяженность тропинки от рождения к смерти измеряется числом счастливых мгновений, то джаз помогает продлить ее. Ибо нет большего счастья, чем пронзающее вас мгновение единения одиноких сердец.

Джазовые импровизаторы-партнеры как бы беседуют на языке, которым владеют все в ансамбле. У этого языка определенная грамматика и определенный словарь.

--">