Эдвин Луникович Поляновский - Сборник работ. Двухтысячные

одаренный. Что случилось-то?

Знала, что нельзя, а все же написала о нем под величавым заглавием «Победитель». Принесла прочесть, почему-то была уверена в полном одобрении («ждала благосклонного кивка»). Но Богомолов вернул рукопись и жестко отрезал:

— Не надо!

Раиса Александровна, жена:

— Да, эта журналистка заходила пару раз. Я за ней дверь закрывала, а Володя поморщился: «Не надо».

Но она напечатала. Случилась малость — Владимир Осипович умер. Не пропадать же забракованным строкам.

В ответ пришли два письма пенсионеров с домыслами. И журналистка, взяв их за основу, пишет второй материал. Название новой статьи: «Кем был на самом деле писатель Богомолов?» Каков поворот! На две газетные полосы! Теперь Богомолов косвенно обвинен в дезертирстве (и близко к фронту не был), психической неполноценности, хамелеонстве. А еще — скрытый еврей, сменивший фамилию. А еще… и т.д.

За Богомолова вступилась «Литературная газета»:

«Она (журналистка. — Авт.) не может понять простой вещи — человек прошел войну от солдата армейской разведки до офицера армейской контрразведки. И, как разведчик в прошлом, он никогда не был ни трепачом, ни болтуном и брезгливо относился ко всякого рода «пиару». Он не позволял печатать о себе безликий материал, что и произошло, кстати, с интервью, взятым Кучкиной у писателя при его жизни.

Против публикации он тогда возразил.

По самолюбию Кучкиной был нанесен удар!

И затаившиеся комплексы журналистки, оскорбленной отказом писателя, которого она в своем интервью величала «победителем», прорвались вдруг руганью: «Все было фальшь и обман».

Статья огромная, коллективная, подписались писатели, поэты, кинодраматурги, режиссеры, артисты, адвокаты. И, конечно, участники Великой Отечественной.

И что же?

Журналистка «Комсомольской правды» поставила всех на место. Новый газетный разворот: «Автобиография вымышленного лица» с подзаголовком: «Еще раз об истории писателя Владимира Богомолова». Снова то же глумление и снова намек продолжить войну.

Судьба писателя Богомолова стала ее второй профессией. Что это за страсть такая — мертвого обыскивать?

Позвольте не позволить

Рядом с журналисткой «Комсомольской правды» тот нечистый кинокритик — почти святой: он воевал с живым человеком.

* * *

Странно распорядился Господь.

Они скончались в один год — два великих писателя. И как будто один принял смерть другого. Фронтовик Василь Быков, мягкий, уступчивый, долго и тяжело болел. Страдал (онкология) и скончался в позапрошлом году 22 июня, и опять было воскресенье, как в 1941-м.

Владимир Осипович, яростный, непримиримый, умер во сне — легкая, праведная кончина.

Ночью он вставал, пил чай на кухне. А около семи утра Раиса Александровна, проходя мимо его комнаты, окликнула:

— Володя, я сейчас приду к тебе делать укол.

Он не отозвался.

Он лежал на боку, лицом к стене, по-детски подложив под щеку ладонь.

Точно так засыпал у разведчиков подросток Иван, герой повести, только что вернувшийся «с того берега», от немцев, усталый, измученный. «Мальчик забрался в мою постель и улегся лицом к стенке, подложив ладошку под щеку».

Богомолов свернулся калачиком не как мальчик даже, а как эмбрион, которому еще только предстояло стать мальчиком и предстояла жизнь по второму кругу, в которой снова будут его ждать два Ивана, сын и повесть, Артемус, Поройков, Сергей Сергеевич Смирнов с его золотыми детьми и, конечно, Раиса.

* * *

А в нашем полку потери не обнаружились. К памятнику и на поминки пришли все те, кто был и два года назад.

Кажется, я перепомянул его. Вышел из-за стола раньше других. У дороги безуспешно пытался поймать машину. Внезапно чья-то рука дружески легла на плечо. Высокий, широкоплечий, красивый мужчина проголосовал, и едва ли не первая же машина, словно по волшебству, остановилась. Он проводил меня до дома.

Я не узнал его. Мы и виделись-то всего полтора раза за эти четверть века с той поры, когда и я был не стар и когда впервые увидел его, стройного юношу, на перроне Белорусского вокзала. Иван.

* * *

Будет суд. Он все расставит по местам.

Раиса Александровна вначале не хотела никакого суда, но, вспомнив и заново пережив смерть (хочется сказать — гибель) мужа, которую так неотвратимо приблизил тот еще, прижизненный суд, решила --">