Евгения Староверова - Меридиан

же лето недрогнувшей рукой навел порядок, и всем стало приятнее жить без мусора и грязи и ходить по аккуратным гравийным дорожкам.

А пока что улица Центральная привела Фёдора к зданию администрации. Название должности, которую занимал здесь Неряхин, даже и сам он не мог повторить без бумажки, поэтому называли его в Поселке просто — шерифом. Плато уже несколько лет имело статус «Особо управляемой территории», а Фёдор был главой исполнительной власти района, назначаемым непосредственно председателем правительства. На деле это означало, что на своей территории он имел практически неограниченную власть.

Зайдя в кабинет, Фёдор включил ноутбук и потянулся маркером к большому настенному календарю, на котором вот уже на протяжении двух недель прошедшие дни помечались крестиками. Однако он стыдливо отдернул руку, напомнив себе, что негоже зачеркивать день прямо с утра, это просто-таки неприлично. Нужно повременить, хотя бы до обеда. Меньше недели отделяло его от долгожданного события, но каждый следующий день словно назло тянулся дольше предыдущего. А пока что Фёдор взял чайник и отправился за водой.

Примерно в это же время в домик зашел нестарый еще мужчина. Был он космат, темен лицом и держал себя робко. В этих краях, как правило, обходились без церемоний, и гость без приглашения вошел в пустующий кабинет. Появившийся через несколько минут Фёдор оценивающе посмотрел на вошедшего.

— Если ты сейчас скажешь, Лука, что там еще один, я тебя сам лично убью. Пристрелю.

Лука молчал и лишь виновато улыбался.

— Угадал? — мрачно фыркнул Фёдор. — Да что ты стоишь-то! Садись уже. Где?

Лука по-сиротски устроился на стуле и пожал плечами:

— Возле Копеечки рыбалил. Но я его уже вытащил.

— Вот уж облегчение! — саркастически заметил хозяин кабинета. — Ладно, — решился он, — прямо сейчас и поедем. И Фёдор решительно набрал номер медицинской части:

— Миш, ты? Не сильно занят? Как там у тебя? Пока ни одного пациента? Ты мне нужен, у нас снова двухсотый. Так что собирайся. Да, прямо сейчас.

***

Если кабинет шерифу достался маленький, то подведомственная ему территория была весьма велика. К счастью, «нехорошее» озеро находилось (по местным меркам) совсем рядом — всего в нескольких километрах от Поселка. Естественно, у озера было аутентичное название, и с языка нганасан его можно было приблизительно перевести как «воды, куда приходят чужие мертвые». Однако поселковые быстро все опошлили и называли озеро по-русски, просто Мертвячьим.

Там, где в озеро впадала шустрая речка Копеечка, водная гладь уже освободилась ото льда. Этот факт был хорошо известен, но так никем и не объяснен — вода в Мертвячьем всегда была на пару градусов теплее, чем в окрестных реках и озерах. Замерзало оно последним, а по весне первым освобождалось от ледяного панциря. Озеро издавна пользовалось дурной славой, и кроме Луки здесь, почитай, никто и не бывал.

В жизни поселкового доктора Михаила Витальевича Затеева было две страсти: медицина и автотехника. Когда несколько лет назад на Плато поступили современные грузопассажирские вездеходы СВП[1], он радовался как дитя малое. Вот и сейчас, сидя за штурвалом, он одновременно и наслаждался процессом, и томился от необходимости следовать за тихоходным каюром. Вездеход плавно скользил над рыхлой мшистой землей, перемежающейся размокшими снежниками. Вскоре Михаилу это надоело, и он начал выписывать виражи, обгоняя Луку, входя на скорости в полицейские развороты, кружась и снова пристраиваясь во след оленьей упряжке. Животные пугались и нервно подергивали головами.

— Придержи шайтан-арбу! — не выдержал Фёдор. — Миш, мы не на гулянку едем.

Доктор пожал плечами. До места было уже совсем близко, оставалось только форсировать речку и проехать пару километров вдоль берега. Лука принял вправо, направляясь к месту, где олени могли перебраться через реку вброд. Внезапно Михаил опустил стекло и, задиристо крикнув: «Смотри, как надо, архаика!», рванул наперерез течению. Чтобы выбраться на берег, ему пришлось добавить мощности на нагнетательный винт, и вездеход выскочил на твердую землю, оставив позади себя лишь легкий след на воде.

Фёдору тоже доставляли удовольствие поездки на вездеходе, ему нравилось, как тяжелая, мощная машина лишь приминает мох и травы, не оставляя после себя уродливые борозды. Но дело, которое ждало их в конце пути, было не из приятных.

Вскоре --">