Майский День - Цепь из светлого серебра

Цепь из светлого серебра

Глава 1

Утро начиналось обыкновенно — с пыток. У вампиров превосходный слух. Иногда это так некстати. Знакомые шаги и голоса достигали меня много раньше, чем сами мучители, и я внутренне сжимался и готовился к их приходу. Ночной отдых освежал всё меньше, собраться с силами удавалось с трудом. Ужас принимался гулять по нервам, и я едва мог удержать его внутри, не показать палачам. Впрочем, я не брался судить о том, что они обо мне думали.

Неспешные приготовления утомляли сильнее боли, так что иногда я мечтал, чтобы всё началось поскорее, в то время как моя здоровая суть молила судьбу отсрочить неизбежное. Я разрывался на части, и лишь когда помощники дознавателя брались за ручки воротов и натягивали цепи, вздёргивая меня в воздух, внутренне успокаивался. Пока мне это ещё удавалось.

Сам демонский лорд редко присутствовал при ежедневных допросах. Не знаю, радовало это меня или огорчало. Ненависть, которую он во мне пробуждал, помогала выстоять, но при нём и доставалось мне качественнее. Он требовал истязать изощрённо, неторопливо, зло и лишь рассудительность главного дознавателя мешала ему меня искалечить.

Палач, а он был человеком, в очередной раз скучно напоминал, что нельзя переходить границы, потому что слишком сильная боль выбросит вампира из бытия. Нет, не убьёт, но лишит сознания и воли, превратит в хладное, ничего не чувствующее тело, от которого уже и вообще ничего не узнаешь. Лорд Далма бесился и уходил, позволяя подручным действовать своим разумением.

Его сопливый сынок показывался ещё реже, да и смотрел большей частью куда угодно, но не на меня, демонстрируя брезгливость избалованной твари. Тяготился, как видно, поручениями отца. Действительно, что за радость торчать в подвале, когда наверху так много изысканных и не слишком развлечений. Я ненавидел этого мальчишку, наверное, ещё больше нежели лорда. Знал, что это плодотворное чувство поможет тогда, когда сдастся стойкость и упорно культивировал его в себе.

Странно, но к человеку, что допрашивал меня каждый день, я не питал злобы. Вообще ничего не питал, считая его чем-то вроде господской вещи, с которой нет спроса. Отношения наши складывались просто. Я кричал пока мог, потом хрипел, а на вопросы не отвечал вообще. Поначалу я ещё пытался ввести врагов в заблуждение и называл ложные тайники, но за враньё меня наказывали дополнительными часами мучений, и я просто перестал разговаривать, день за днём внушая себе, что ничего не знаю, а потому не могу и сказать. Пока тактика отрицания давала хоть какой-то шанс выжить. Или нет — я ни в чём не испытывал уверенности, и грань, за которой наступит полная тьма, казалась невероятно близкой. Небытие дышало прямо в лицо.

Из одежды на мне оставались только штаны, да и те истрепались за недели плена и представляли из себя бесформенные лохмотья. Ничто не мешало палачам заниматься любимым делом. В клетку, где меня содержали, они, конечно, не совались даже когда я висел посередине, растянутый за руки и за ноги, словно паук в паутине. Остерегались. Вампир, наверное, казался им чудовищем, способным на что угодно, но и сквозь решётку достать меня было несложно. Острые пики с серебряными наконечниками вонзались в беззащитное тело, терзая мышцы и внутренности. Реже меня обливали гремучей водой, от которой сгорала с шипением плоть.

Плавая в омуте боли, я вскоре совсем переставал понимать, что происходит вокруг, хотя течение времени и сознавал, поэтому сразу сообразил, что сегодня пытка закончилась раньше обычного. Я и охрипнуть толком не успел, как цепи ослабли, роняя меня на пол, но не отпуская совсем. Отголоски неистовой боли бродили по телу, гладкие доски дарили благословенную прохладу, хотелось лизнуть дерево, хотя я точно знал, что влаги не достанется ни капли.

Я чуть повернул голову, разлепил воспалённые веки и увидел человека по ту сторону решётки. Он разглядывал меня, тогда как его помощники уже поднимались по каменным ступеням наверх.

— Хозяин в отъезде, — сказал он едва слышно. — Подыши немного, вампир.

Я вгляделся в его черты, но не смог понять, сочувствовал он мне или же не желал даром надрываться в отсутствие господина. Впрочем, любая причина мимолётного милосердия меня устраивала. Отдых, отсрочка новой боли — узнику так мало надо для счастья и надежды. Я закрыл глаза и провалился в нестойкое забытье.

Причинённые мне --">