Виктор Юрьевич Молчанов - Поросячий язык (СИ)

   О том, что с младшей дочерью творится что-то не то, первым Игорю поведал Андрюшка. Именно он после выходных тихонько подошёл к отцу и почти на ухо прошептал:

   - Пап, послушай, Наташка-то матом ругается...

   - Как ругается? - Игорь обернулся к сыну, сопящему рядом.

   - Тебе пересказать?

   - Нет, не надо. - Знает он эту детскую непосредственность. Раз разрешили - получайте полной горстью, да так, что и не унесёте. - Откуда это у неё?

   Впрочем, настолько прямолинейного вопроса можно было и не задавать. Откуда, в самом деле, сыну-то знать, если...

   - А, может, ты научил?

   - Ты чё, пап? Я ж того, соображаю, - двенадцатилетний парень, казалось, готов был покрутить пальцем у виска, если б перед ним сидел кто-то из сверстников, а не отец, - Сам же учил, - "Одни слова для кухонь, другие - для улиц".

   Игорь кивнул. Проблему мата со старшим отпрыском они решили ещё два года назад. Решили раз и навсегда, и, казалось, с матом в семье было покончено ещё в то время. Парню тогда очень хотелось каждое узнанное слово лихо продемонстрировать именно перед родными. Наташка была совсем ещё крохой, а потому просто не могло с этих почти былинных времён ничего путью уложиться в её головёнке. А Андрюха после не только серьёзных разговоров усёк прочно, где уместно использовать ненормативную лексику, а когда тебя за неё взгреют по первое число и никаких оправданий слушать не станут.

   - А друзья твои не могли?

   - Не, Белобрысый к нам не ходит, а Вадька, сам знаешь, и "дурак" не скажет.

   - Не "Белобрысый", а Сергей, - на автопилоте поправил Игорь.

   - Па... Уж лучше Белобрысым, чем Сэром Геем, - прыснул в кулак отпрыск, - Да он не обижается, па.

   -Ну, как знаете, - махнул Игорь рукой, - Так, ты говоришь, у Наталки прорывается...

   - Сам послушай, - сын кивнул нечёсаной головой в сторону детской, где в это время мамина любимая пятилетняя кроха баюкала свою блондинистую Барби. Кукла, по всей видимости, спать не хотела, и маленькая мама, нежно тиская её в своих ещё пухлых ручонках, монотонно напевала:

   - Эх, ёж твою мать,

   Будем Катеньку качать.

   Припевка была немудрёной. Она пускалась по кругу раз за разом и девочка, казалось, вполне была довольна как собой, так и своей воспитательной работой.

   - Натуськ, можно тебя на минутку? - позвал Игорь, приоткрывая дверку.

   Дочка подняла свои хитрющие зелёные глазищи и так посмотрела на него, словно он хотел выведать её самую сокровенную тайну.

  -- А чего?

  -- Пойди ротик вымой от разных вонючих слов. Чтоб я их дома больше не слышал! - Игорь глазами показал дочке в сторону ванной.

   Девочка насупилась, но, аккуратно положив куклу в пластмассовую кроватку, затопала своими красными тапочками с помпонами в сторону ванны. Наташка всегда была послушным ребёнком. Сказали: вымой - вымоет. Обидится на весь мир, но вымоет. Может зря он так категорично? И надо было сперва спросить, что, да от кого. Эх, вот не психолог он. Была бы Ленка дома, она бы хитрой лисой всё у дочки выспросила, а уж потом разъяснила бы, что да как. А он так не может!

   - Я, папуль, вымыла. Можно играть дальше?

   - Ага... То есть, "да". А кто тебя песенке твоей научил?

   - Не скажу.

   - Почему?

   - А секретик.

   - Так у нас с тобой, вроде секретов друг от друга нет.

   - А это не наш секретик.

   Вот и поговорили. Теперь из неё и клещами не выцепишь. Это не старший, у которого, что на уме, то и не языке. Теперь и на кривой кобыле не подъедешь. И ведь запомнит, что вот это её секрет и будет хранить его, словно от этого зависит решение мировых проблем. "Ладно, перемелется - мука будет", - подумал про себя Игорь и решил дождаться жены, чтоб вырабатывать дальнейшую стратегию, так

--">