Диана Уинн Джонс - Вниз по великой реке

варваров. Я знаю, о чем он просил, потому что слышала это собственными ушами. Вовсе я и не подслушивала – просто сама пошла помолиться. Честно признаться, Хэрн здорово меня удивил. Он вечно насмехался над Бессмертными, потому что они не такие приземленные и понятные, как остальная наша жизнь. Уже по одному этому ясно было, как сильно ему хотелось на войну.

Когда Хэрн ушел, я встала на колени и попросила Бессмертных, чтобы они превратили меня в мальчишку, чтоб пойти на войну с врагами. Ростом я такая же, как и Хэрн, и жилистая, хотя Хэрн меня и побивает, если мы деремся. А Робин вечно вздыхает и обзывает меня сорвиголовой – наверное, потому, что я часто хожу растрепанная. Я очень серьезно молилась Бессмертным. И тоже, как Хэрн, поклялась, что освобожу нашу землю от варваров, если Бессмертные сделают меня мальчишкой. Но они мне не ответили. И я по-прежнему девчонка.

А потом подошел черед нашего отца и Хэрна идти к людям короля. Они сразу же выбрали отца. А Хэрна отправили восвояси – он, мол, слишком молодой и тощий. А вот Гулл – высокий и крепкий. И ему сказали, что он может пойти на войну, если хочет и если отец не станет возражать, но они его заставлять не станут. Они были честные, эти посланцы. Конечно же, Гулл захотел идти на войну. Но мой отец, узнав, что у него есть выбор, не очень-то соглашался пускать его. А потом он подумал о бедном старом дяде Кестреле и сказал Гуллу, что тот может идти, если пообещает присматривать за дядей. Гулл вернулся домой счастливый и принялся хвастаться. Тогда я ему и сказала, что он паршивец. А Хэрн чуть не плакал.

Наутро гонцы отправились в следующее селение, чтобы и там тоже набрать людей, а мужчинам Шеллинга дали неделю на сборы.

И всю эту неделю мы только и делали, что ткали, пекли, ковали, штопали и чинили, собирая Гулла с папой в путь. Хэрн всю дорогу ходил задумчивый и Утенка тоже вгонял в тоску. Робин говорит, что я была не лучше, но это вовсе не так. Я, чтобы утешиться, стала играть в воинственную и свирепую Танакви Ужас Варваров. Когда посланцы короля вернулись в Шеллинг, я вообразила, будто они слыхали про такую воительницу и их специально прислали сюда, чтобы разыскать меня и позвать на битву.

Я рассказала все это нашим Бессмертным, чтобы оно стало больше похоже на правду. Теперь жалею об этом. Нельзя врать Бессмертным.

Всякий раз, как тетя Зара заходила к нам, Робин ей жаловалась, что мы совсем от рук отбиваемся. Но тетя все равно продолжала к нам заглядывать, и всякий раз благодарила папу за то, что он приставил Гулла присматривать за Кестрелом, и обещала в ответ присмотреть за нами, когда папа с Гуллом уедут. Только все это были пустые слова. Потом она к нам и близко не подошла. Но думаю, что папа ей верил, и от этих обещаний ему было легче на душе.

Через неделю вестники вернулись и привели с собой несколько сотен мужчин. Тем вечером папа и Гулл помолились перед дорогой Бессмертным, чтобы те их защитили.

– Лучше бы вы взяли кого-нибудь из них с собой, – обеспокоенно сказала Робин.

– Они принадлежат этому очагу, – ответил отец. И больше не стал об этом говорить. А вместо этого подозвал к себе Хэрна.

Хэрн сперва не хотел идти, но отец подтащил его к Бессмертным.

– А теперь, – велел он, – прикоснись к Единому и поклянись, что ты останешься с Утенком и девочками и не попытаешься удрать следом за нами.

Хэрн покраснел, и заметно было, что он здорово разозлился, но все-таки дал клятву. На том папа и успокоился. Он у нас немногословный и вроде как медлительный – за это его и прозвали Улиткой, – зато всегда знает, что у человека на сердце. После того как Хэрн поклялся, папа посмотрел на нас с Утенком:

– Нужно ли мне брать клятву еще и с вас?

Мы сказали, что не надо. Утенок честный.

С него хватило этой недели, пока он точил отцовское оружие. Он начал бояться. А я все еще продолжала воображать, как утром к Звитту приедут посланцы специально за Танакви Ужасной.

Ох уж эти фантазии! На следующее утро из Шеллинга ушли все мужчины, кого отобрали. Все, кроме Звитта. Звитт – нет, ну вы слыхали такое?! – заболел и не смог пойти. Что это, интересно, за болезнь такая, при которой утром человек лежит с лихорадкой, а вечером уже здоровехонек? Хэрн сказал, что это очень редкая и необычная болезнь, называется «трусость».

Мы вместе с остальными жителями Шеллинга вышли попрощаться с армией. Я тогда еще подумала, что не нравится мне такая армия. Там было человек пятьсот, все в поношенных накидках, кто в --">