Хольштайн Мильх - Милое, доброе, кавайное

пару сантиметров разминулась с местом, где сходятся ноги. Со стороны, наверно, я походил на ассистентку умелого фокусника. Знаете ту, которая прячется в ящике, и затем пронизывается десятком сабель. Хотя нет.

Скорее я похож на тех парней, которые, когда алкоголь уже закончился, а силы нет, ставят на голову друга яблоко, и, со словами повествующими о безмерной крутости их произносящего, и чуть ли ни его возможности попасть белке в глаз с танкового пулемета за пятьсот метров, начинают гуляющими руками кидать в добровольца ножи для резки этих самых яблок и предназначенные.

В общем, на первый взгляд, то, что я выжил, иначе как чудом, объяснить нельзя. Впрочем, я, по большей части не склонный к вере в разумное, доброе и чудесное, и считающий добрых фей, которые превращают кареты в тыквы, существами, рожденными скорее воспалённым мозгом рассказчика, нежели реальными существами обитающими где-то в стране цветов, и кисельных рек. А уж про пони, блюющих радугой, и пускающих лучи добра из глаз вообще промолчу.

Для того, чтобы описать возможность выживания одного человека там, где все остальные умерли, мне не нужно понятие бога или чуда. Хватит всего двух слов: шанс и статистика. Вон, некоторые курицы умудряются выжить, лишившись головы…

Это не делает меня избранным, с такими же шансами выжить мог не я, а, к примеру, вот эта пухлая тетка, на которой я сейчас и лежу. Однако, если принять как данность то, что я выжил, а все остальные погибли, тогда первейшей задачей на ближайшее время, да и вообще, это сделать так, чтобы этот факт остался неизменным. Не в том смысле, что я боялся, что трупы внезапно оживут. И конечно же я не собирался ползать по салону и добивать выживших.

Просто я не хотел, чтобы температура моего тела, вдруг стала равна температуре воздуха в салоне. А, для этого, следовало, как минимум, выбраться из этого автобуса. Конечно был шанс, что эта железка уцепилась за дерево, и своими телодвижениями я перевешу её в бездонную пропасть. Но, такие понятия как шанс и статистика, верно защищали меня…

В конце концов, куда лучше быстро и безболезненно разбиться, чем долго и мучительно сгорать в салоне заживо. И хотя вероятность последнего довольно мала, она куда выше вероятности ухнуть в пропасть. По крайней мере, я очень сильно на это надеюсь.

О том, как я выбирался из чрева людовозки, можно написать целый рассказ. Но, ценность его будет минимальна, ибо на девяносто процентов он будет состоять из эмоций. И на десять из расчлененки.

Если уж и делать из этого что нибудь, то лучше не рассказ а песню. Эдакую, хардкорную, берущую за душу, металлическую балладу про кишки, кровь, и маленькую девочку, которая идет по трупам к свету. Что нибудь такое мелодичное… доброе… и с длинными печальными проигрышами. А еще обязательно женский бэк вокал, и пианино…

Ах, да, маленькая девочка. К сожалению внутри этой маленькой девочки нахожусь я. И, судя по тому, что этот факт не вызывает у меня никакого удивления, что-то неладное творится со мной. Такое ощущение, что между слайдами " Я готовлюсь к экзамену по Теор. Меху» и " Я обыскиваю трупы в поисках чего-нибудь тяжелого, и твердого, способного разбить стекло» был потерян какой то эпизод. И, судя по всему, довольно немаленький.

Но, копания в своей душе, они хороши когда ты сидишь дома, и попиваешь чаёк с лимоном. Или без лимона. Кому как нравиться.

Сейчас же меня беспокоил другой вопрос. Как вылезти наружу. Заднее стекло разбить не удалось. Оно было чертовски крепким, и даже отломанному металлическому подлокотнику не поддалось. Подлокотник кстати был отломан не мной, а металлической трубкой, которая прошила насквозь металлическое же крепление.

Еще более интересная картина предстала моему взору в передней части автобуса. Той, где водитель. По крайней мере, я думаю, что он должен быть там, под той грудой всевозможных вещей, накиданных туда инерцией. Но не она привлекла мое внимание. Отнюдь нет. В конце концов, там не было ничего нового.

А вот та… штука, в которую мы впилипись…

Ну, отдаленно, она напоминала каштан. Не дерево, а плоды. Семена, ягоды… не знаю, короче, как они называются, никогда не увлекался ботаникой. Те штуки, которые зеленые, и с колючками. Только в отличие от нормальных, этот «каштан» был около двух метров диаметром. Его, если можно так выразиться, тело, представляло собой странное нагромождение плоти, в которой то и дело проглядывали открытые рты, глаза, и странные --">