Адам Холл - Бегство Квиллера

Адам Холл БЕГСТВО КВИЛЛЕРА

1. Дымок

Войдя, я сразу же почувствовал висящее в воздухе напряжение. Люди толпились в коридорах и слонялись вокруг радиорубки. Кродер стоял у дверей отделения кодов и шифров рядом с одним из криптологов, который под его взлетом вжался в стенку: голос Кродера резал несчастного как ножом: “Так какого черта вы не связались со мной по телефону? Меня не волнует, сколько было времени, и вам стоило бы это знать”. Я прошел мимо них и подумал: Господи, раз уж Кродер потерял свое хваленое хладнокровие, значит, произошла какая-то крупная накладка, и все валится из рук… что-то произошло, что-то случилось, и ты это чувствуешь. Но меня теперь больше ничего не волновало.

Ломан попросил встретиться с ним в его кабинете, но его не было на месте, так что мне пришлось присутствовать при разговоре Рэдклифа по телефону — он коротко бросал слова, и его лицо при этом свете было пепельного цвета…

— Фенсинг больше не числится на службе. — Глянув на меня, он коротко кивнул и продолжал говорить: — Нет, официально мы считаем это самоубийством.

Как бы там ни было, но он выдал эти слова; звучали они не лучшим образом, но, по крайней мере, честно — “больше не числится на службе” было одним из тех скромных эвфемизмов, к которым прибегают бюрократы с третьего этажа; почему бы им не писать о нас в своих справках просто как о “мёртвых”, когда кто-то из нас сгорает — неужели в этом есть что-то оскорбительное, что-то неприглядное, о чем нельзя сказать откровенно?

— Конечно, мы этим занимаемся. — Его бледные пальцы барабанили по столу. — Мы вызвали Ковача из Белграда и Джонса из Рима, и они пытаются найти Хокриджа через его оперативного начальника.

С плаща у меня стекали струйки воды — весь день дождило, паршивая весна, которая действует тебе на нервы; ради всех святых, чего ради им вызывать Джонса? В последний раз, когда я слышал о нем, Джонс ради нескольких крох информации вышел на связь с глубоко законспирированными агентами в Коммунистическом блоке, потому что у них были в красном секторе пять контактов, имеющих отношение к “Соболю-Один”, после чего оставил их “без надежного прикрытия”, как именовали подобные ситуации сопливые юмористы с третьего этажа.

— Нет, — продолжал Рэдклиф, — мы на него еще не вышли.

Пресытившись ожиданием, я вышел и двинулся по коридору в надежде найти где-нибудь Ломана, после чего прикидывал снова вернуться в кабинет, а если его там опять не будет, пошел он к черту. Но, выйдя на лестничную площадку, я увидел, что он стоит наверху, прислонившись к перилам, и с кем-то разговаривает. Внезапно он посмотрел вниз и увидел меня.

Я стоял, засунув руки в карманы плаща, и спокойно ждал. Если этот сукин сын хочет переговорить со мной, ему придётся обратить на меня внимание.

Вместе с ним был Калтроп, и они вдвоем спустились по лестнице.

— Прости, что не встретил тебя в кабинете, но тут черт-те что делается. — Ломан был невысок, щеголеват, и от него несло кремом для обуви; я мог пришибить его на месте одной левой, и он это понимал. — Давай зайдем куда-нибудь, идет?

Это “куда-нибудь” оказалось комнатой рядом с кладовкой, на двери которой не было ни номера, ни таблички с именем, — она ничем не отличалась от прочих дверей в этом неприметном здании. В ней никого не было; она предназначалась дня складирования вещей, до которых не доходят руки — полупустые коробки с папками, несколько потрепанных кожаных кресел, кофейник и чашки в мятой картонной коробке, чей-то велосипед со спущенными шинами и болтающейся цепью.

Закрыв двери. Ломан повернулся ко мне.

— Хорошо, что ты появился.

Я промолчал, не глядя на них. Я понимал, что Калтроп здесь на тот случай, если Ломану потребуется защита. Для этого он еще годился.

В комнате стояла тишина, нарушаемая только стуком дождевых капель за окном.

— Почему бы нам не присесть? — Калтроп двигался легко и небрежно, весь из себя такой жизнерадостный. Смахнув пыль с сиденья одного из кресел, он шлепнулся в него и, вытянув ноги, взглянул на меня с дружелюбной улыбкой.

Ломан тоже собрался было сесть, но остановился, заметив, что я не сдвинулся с места.

— Мы должны принести тебе свои извинения, Квиллер. Мы… э-э-э… глубоко сожалеем об обстоятельствах, которые вынудили тебя подать заявление об отставке, и выражаем глубокую надежду, что ты изменишь свое намерение. За окном все так же лил дождь.

— И вы не должны сомневаться, что --">