Анастасия Вячеславовна Дробина - Король-одиночка

Анастасия Дробина Король-одиночка

В большой комнате горела лампа. Слабый свет не справлялся с темнотой и терялся на тяжелых портьерах и старинной бронзе светильников, стоящих по углам. На столе стояли тарелки с остатками ужина и бутылка вина, уже почти пустая. Из распахнутого в сад окна тянуло сыростью. По крыше стучал дождь. За столом сидели двое, и неторопливая беседа, лишь изредка прерываемая поднятием стакана со словами: «За твое здоровье, дорогой…» — длилась уже около часа.

Хозяин дома взглянул на окно. Вежливым и одновременно властным жестом прервал речь своего собеседника:

— Извини, Граф. Не трудно будет?..

Тот кивнул, не спеша встал, закрыл створки. Зеленая лампа осветила его грубые скулы, тяжелые веки, сросшиеся на переносице брови. Волосы черными крутыми кольцами падали на низкий лоб. Массивная нижняя челюсть придавала лицу угрожающее выражение.

— Спасибо. Садись. Валя, еще вина!

Неслышно вошла жена хозяина — пожилая, еще красивая цыганка с гладко уложенными волосами. Поставив на стол новую бутылку, начала собирать грязную посуду. Граф тронул ее полную руку, улыбнулся, блеснув зубами. Улыбка смягчила его черты. Сразу стало заметно, что ему не больше тридцати.

— Посиди с нами, тетя Валя.

— Спасибо, в другой раз, — с усмешкой отказалась женщина. — Ваши дела мужские. Пей, ешь, дорогой. Ночевать останешься?

Граф покачал головой, тяжело, обоими локтями оперся на столешницу. Когда Валя, взяв поднос, ушла из комнаты, он поднял глаза.

— Товар уже в Одессе. Мне что — прямо завтра лететь?

— Зачем тянуть? — хозяин, казалось, не заметил досады в его голосе. — Не беспокойся. На свою свадьбу успеешь.

Граф усмехнулся. Отпил из бокала.

— Слушай, Белаш… Зачем тебе этот гаджо? ^[1] Не боишься, что обдурит? Деньги все-таки большие.

— По-моему, это ты его ко мне привел.

— Ну, я… Так это когда было!

— Кто говорил, что он всю Одессу держит? Кто говорил, что Король в порту хозяин?

— И не отказываюсь, держит. А тебе обязательно через море получать? Мои люди давно поездами прямо из Бишкека возят — ни одна цыганка еще не попалась.

— У Короля тоже не попадаются. Сколько лет вместе работаем — все в порядке было. Вы что, с ним поссорились?

— С чего? Нам делить нечего. Только знаешь, что моя бабка говорила? Ром — мэк ромэнца, гаджо — мэк гаджэнца. ^[2]

— Мой отец тоже так говорил. Посмотрим. А пока лети в Одессу. Получи товар — и женись спокойно. Девочку я знаю?

Граф молча кивнул. Чуть погодя встал из-за стола.

— Поеду.

— Ступай. Матери поклонись от нас. Скажи — на свадьбе увидимся.

Когда за Графом закрылась дверь, Белаш некоторое время сидел неподвижно. Его отяжелевшая, грузная фигура заполняла собой все кресло, отбрасывая на паркет бесформенную тень. Свет лампы застыл в немигающих черных глазах. Казалось, мужчина чего-то ждет.

Когда под окном мокро прошелестели шины, Белаш повернул голову. Вполголоса позвал:

— Мария…

Тяжелая портьера качнулась. Из-за нее бесшумно, словно привидение, вышла молодая цыганка в шелковом брючном костюме. Ее черные волосы, собранные в хвост, густыми прядями падали на плечи. Подойдя к столу, она вытащила сигарету из лежащей на скатерти пачки, закурила, несколько раз с силой затянулась. Тонкие, унизанные перстнями пальцы Марии дрожали.

— Значит, женится… — пробормотала тихо, без злости. — Вот дерьмо…

— Поверила теперь?

— Девочку жаль, како. ^[3] Будет мучить, как меня.

Белаш, не отвечая, смотрел в окно. Молчала и Мария, машинально затягиваясь и стряхивая пепел в бокал на столе. Она не была красивой: слишком крупные губы, большой нос с горбинкой, по-мужски широкие брови. Близко посаженные черные глаза, не моргая, смотрели в пол.

— И не боишься с ним дела делать?! — вдруг взорвалась она, хлопнув ладонью по столу.

Белаш медленно поднял голову.

— Бояться — мне?

— Тебе! Тебе! — широкие ноздри Марии раздулись, она всем телом подалась вперед. — Думаешь, ему верить можно? Хоть на полкопейки? Ты послушай, что про него цыгане говорят! С русскими знаться — это как? По кабакам шляться?! С чужими женами спать — это как?! И с его-то рожей, дэвлалэ!.. ^[4] Страшнее смертного часа!

— Не кричи. Дети спят.

— Не кричу! — Мария села на подлокотник кресла, стиснула ладонями виски. Уже успокаиваясь, спросила: — А кто этот Король?

Белаш усмехнулся краем губ.

--">