Миермилис Стейга - Последняя индульгенция. Кондоры не взлетели

Миермилис Стейга (Илья Фридман) Последняя индульгенция. Кондоры не взлетели

Последняя индульгенция

I

В этот поздний час пассажиров в электричке было мало. Сезон кончился, ездили теперь только местные — и, пожалуй, еще те, кого звали совсем уж неотложные дела.

Сидя у окна, Ольга Зиедкалне пыталась вязать, тщательно подсчитывая петли сложного узора; так она надеялась унять волнение. Но тревога не отступала, петли путались, узор нарушался. Вздохнув, она сложила вязанье и подняла глаза. Сидевшая напротив модно одетая женщина читала, хотя при тусклом свете это казалось почти невозможным. Ольга следила за движением пальцев, перелистывающих страницы. Хотелось заговорить, облегчить душу, может быть, даже попросить совета. Но ей казалось неудобным беспокоить чужого человека.

Отвернувшись, Ольга стала смотреть в окно. Там была ночь; капли дождя разбивались о стекло и бессильно стекали; сырость, казалось, сочилась из всех щелей. По телу прошла дрожь. «А может быть, не надо ехать? Сойти на первой же остановке и вернуться в Ригу?» И в самом деле, зачем она едет?

Она заранее знала ответ: ради сына. Ради Ромуальда она готова пуститься не только в Пиекрастес, но хоть на край света… Интересно, что он сейчас делает? Занимается, наверное. Если только не пришла Дана. Милая девушка, но слишком уж легкомысленна. Отвлекает его от учебы…

Скоро Пиекрастес. С ним связаны и другие воспоминания: печально улыбавшееся лицо в окне вагона. Последняя встреча…

— Не грустите, — услышала она. — Мужчины того не стоят. — На Ольгу глядели понимающие, темные глаза. — Кажется, мы знакомы?

Где-то Ольга уже встречала эту женщину. Да, много лет назад. Четвертая палата. Эта лежала у стены. Тогда она была совсем молоденькой… Нить мыслей оборвалась.

— Извините, пожалуйста! — Ольга, преодолев робость, обратилась к соседке.

А о чем спрашивать, собственно? Что может посоветовать в таком деле чужой человек? Глупости. Решать надо самой…

— Извините, пожалуйста, — повторила она уже спокойно. — Вы не скажете, который час?

— Без семнадцати двенадцать.

— Спасибо, — Ольга взглянула на часы. — Мои спешат.

Да и некогда уже разговаривать. Через десять минут станция.

Ольга открыла сумочку, причесалась. Потуже стянула шарфик на шее, застегнула плащ. Мимо с грохотом промчался встречный состав.

* * *

Щетки стеклоочистителя неторопливо скользили туда-сюда по лобовому стеклу машины; так, припав к земле, шевелит хвостом подстерегающая воробья кошка.

Водитель, наклонившись вперед, неотрывно смотрел в очищенный от капель сектор стекла.

В тусклом свете фонаря виднелось одинокое здание станции, обшитое тесом. Стена была зеленого цвета, но сейчас дождь и полумрак делали ее серо-желтой. На перроне не было ни души. Вокруг лежала тяжелая тишина.

Вдали возникло светлое пятнышко. Оно становилось все ярче, и вскоре прожектор поезда вырвал из мглы широкую площадь перед вокзалом. Машина осталась в темноте; ее скрывала стена складского помещения.

Поезд остановился у перрона. Несколько пассажиров, спасаясь от дождя, поспешили к вокзалу. Молодая парочка собралась было пересечь рельсы перед поездом, но свисток локомотива удержал их… На перроне осталась лишь одна женщина. Она рассеянно оглядывалась и, казалось, не замечала дождя, хлеставшего по волосам, лицу, льющего за воротник. Наконец она, словно очнувшись, вынула из сумки складной зонтик, раскрыла его и, торопливо миновав станцию, зашагала по направлению к морю.

«Одна», — отметил водитель и повернул ключ зажигания.

Мотор заворчал. Машина с выключенными фарами медленно объехала склад и, выехав на дорогу, резко набрала скорость.

* * *

Сразу --">