Андерс де ла Мотт - Конец лета

Андерс де ла Мотт Конец лета

Моему отцу.

Спасибо за все, чему ты пытался меня научить.

I stood in the disenchanted field

Amid the stubble and the stones,

Amazed, while a small worm lisped to me

The song of my marrow-bones.

Blue poured into summer blue,

A hawk broke from his cloudless tower,

The roof of the silo blazed, and I knew

That part of my life was over.

Already the iron door of the north

Clangs open: birds, leaves, snows

Order their populations forth,

And a cruel wind blows.^[1]

Стэнли Кьюниц, «Конец лета»

Пролог Лето 1983 года

Крольчонок затаился в высокой траве. Отсыревшая шерстка блестела — уже успели наступить сумерки, и в саду выпала роса.

Вообще-то ему нельзя в сад. Мама не любит, когда он выходит из дому один, а уж в сумерках и подавно. Но он уже большой, через несколько недель ему исполнится пять лет, а сумерки — его любимое время. Скоро завозятся ночные животные. Осторожные ежи высунут носы из-под густых кустов, свернутся в траве смешными завитушками. Летучие мыши станут метаться между высоких деревьев, а из дальней каштановой аллеи, по ту сторону дома, уже и сейчас доносятся первые крики сов.

Больше всего ему хотелось поглядеть на кроликов. Иметь собственного кролика было пределом его мечтаний. Мягкого такого крольчонка — совсем как тот, в траве. Зверек чуть наморщил носик — словно унюхал мальчика, но не мог решить, опасный это запах или нет. Он шагнул к зверьку. Кролик так и лежал в траве, словно не зная, что предпринять.

До дня рождения еще два месяца. Долго ждать! Вот бы Маттиас подарил ему воздушного змея. Он видел, как старший брат часами клеил змеев в отцовской мастерской. Как аккуратно вытачивал деревянный остов, как крепил шнур и обтягивал всю конструкцию блестящей плотной тканью, добытой из ящиков на чердаке. Старой бабушкиной одеждой, от которой мама пока не успела избавиться.

Этим летом он несколько раз видел, как Маттиас и его товарищи соревнуются, запуская змеев. Змеи Маттиаса всегда поднимались выше всех. Парили в небе над полями, как коршуны.

Кролик в траве продолжал смотреть на него, и он сделал еще шажок. Остановился: зверек приподнял голову. Наверное, приготовился бежать. Броситься к кролику, упасть на него животом, крепко схватить. Но дядя Харальд говорит — хороший охотник не должен горячиться. И он остался на месте. Стоял неподвижно и думал о будущих подарках.

От старшей сестры он хотел получить красную машину, которую видел в деревенском магазине. На боках у машины были нарисованы языки пламени, а если прокатить ее назад, а потом отпустить, то она поедет сама собой. Машина, конечно, дорогая, но Вера купит ее. Папа даст ей денег. Если она попросит. Он не знал, простила ли она его за тот случай с ястребиными яйцами; ему не хотелось об этом думать. Маттиас наверняка простил, но Маттиас же не Вера.

Крольчонок чуть опустил голову. Принялся мусолить травинку. Усы у зверька так смешно шевелились, что он уже готов был нарушить правила дяди Харальда. Но нет, надо подождать. Подождать всего минутку, пусть кролик успокоится, забудет про него.

Мама с папой, наверное, подарят ему велосипед. Он уже начал учиться на старом велосипеде Маттиаса, хотя, конечно, ему нельзя садиться на велик, если рядом нет взрослых. На днях он упал, расцарапал колено. Не сильно, но все же до крови. Он заплакал и забрался в шалаш на дереве. Дядя Харальд нашел его там и выругал. «Что скажет мама? Ты разве не понимаешь? Она же будет волноваться!»

Понимает, конечно. Мама только и делала, что волновалась из-за него. «Ты мой маленький мышонок, — говорила она. — Если с тобой что-нибудь случится, я не переживу». Потому-то он и прятался, боялся выходить. Отругав его, дядя Харальд заклеил ему колено пластырем и сказал маме, что мальчик упал на гравийной дорожке между сараем и домом. Если бегать в деревянных башмаках, то навернуться — пара пустяков. Дядя Харальд солгал не ради него, а ради мамы. Чтобы мама не разволновалась. И теперь ему запрещали надевать деревянные башмаки, а Маттиасу и Вере — нет. Какая несправедливость.

Вдруг крольчонок зашевелился. Прыгнул прямо к нему раз, другой, ища траву повыше. Но он не побежал к зверьку, а замер на месте. Ждал, как учил дядя Харальд.

Дядя Харальд лучший охотник в деревне и окрестностях, это всем известно. С потолка его котельной почти всегда свисали убитые звери. Фазаны, косули, зайцы — глаза пустые, тела --">