Георгий Александрович Лосьев - У чужих берегов (сборник)

как начальник достал пенсне и стал читать, а затем грозно воззрился на дежурного:

– Кто принес?

– Не знаю, Викентий Юзефович. Я выходил в коридор к арестованным. Вернулся – на столе вот это…

– Постовой где был?

– Н… не знаю…

Начальник пробежал послание вторично и передал Раскатову.

– Читай вслух!

А сам закрыл глаза и так сидел, слегка вздрагивая, словно ехал в поезде.

Прошлый раз я произвел эксперимент над дюжиной купчишек, и вы не сумели ни оградить их, ни выявить меня, – читал Николай Аркадьевич то, что было напечатано на старинной пишущей машинке. – Сегодня ночью я намерен произвести еще один эксперимент. На этот раз своим объектом я избрал десять экземпляров двуногих из породы совслужащих.

Я начну действовать в двенадцать ночи, а кончу снова в пять утра. Попробуйте мне помешать – это было бы забавно!..

Тут Николай Аркадьевич остановился и тихо, как бы про себя, выругался.

– Читай, читай! – буркнул начальник.

…Не занимайтесь дактилоскопией. Мы работаем в резиновых перчатках, и письмо написано тоже в перчатках. Вас, конечно, интересует, какие мотивы заложены в основе моих «преступлений». Смею заверить: не корысть. Позже я докажу это, сейчас же скажу лишь: я решаю вопрос – Личность или коллектив? Общество или Я? И я намерен доказать, что самый вооруженный, самый толковый коллектив бессилен против высокоорганизованной Личности. В вашем городе я со своими подручными намерен произвести три эксперимента. После этого я уеду и где-либо напишу книжку и издам ее за свой счет. Я не граф Монте-Кристо, но все же, по-современному, очень богат.

Под письмом стояла подпись: «Личность», а еще ниже:

Не тратьте времени на поиски машинки. Она из другого города и здесь абсолютно неизвестна.

– Вызов. Перчатку бросил! – подвел итог Раскатов.

Ребята зашумели:

– Расстрелять!

– Контра!

По улицам города мчались конники-милиционеры и группа бойцов кавэскадрона, расквартированного здесь.

Вновь затрещали двери «малин» и «хаз». Прохожих сопровождали по месту жительства военные и милицейские патрули. И тем не менее…

То и дело в нашей дежурке появлялись ограбленные. Все было, как и в первую ночь. Только теперь грабители, по словам потерпевших, приказывали мужчинам снимать брюки, а женщинам – нижнее белье.

И ничего мы не могли поделать с этой неуловимой «Личностью». Ничего!

Вечером опять получили письмо, но уже по почте, отстуканное все на той же машинке – с ятями и ижицами: «Все снятые вещи находятся в старых кирпичных сараях, за городом, на Первой Ельцовке. Пошлите подводу и поднимите слеги с кирпичной ямы второго сарая. Еще раз предупреждаю: дактилоскопией не увлекайтесь – работаем в перчатках. Личность».

– Бессмыслица! – докладывал Раскатов в окрисполкоме. – Все вещи действительно оказались там, в сарае, за городом! Грабежи, лишенные всякой логики! Преступление без смысла!..

– Не скажи, голова! – отвечал председатель исполкома. – В этой бессмыслице, как ты говоришь, заложен глубокий смысл: власть беспомощна. Дескать, я, Икс, – хозяин вашей судьбы. Хочу – казню, хочу – милую. А милиция мне – тьфу!.. Тут, брат, политика. Глубокая политика! По сути, надо дознание в ГПУ отдать. Подождем еще три дня. Но ваших всех предупреди: немощные нам не нужны. В день передачи дела чекистам назначим комиссию по проверке вашего учреждения. И тогда не взыщите, голубчики!..

Позже мы поняли, почему не могли в два-три дня нащупать странных бандитов, почему всеведущая и всевидящая секретная часть угрозыска не смогла их обнаружить.

Дело в том, что розыски велись в обычной преступной среде. Раскатов и начальник секретной части Подкопаев, с самого начала предполагавшие, что тут действуют дилетанты, все же так и не могли оторваться от блатного мира: они искали там, так сказать, рефлекторно. Действия грабительской тройки были столь нелепы, что мы никак не могли поверить в ее принципиальное бескорыстие.

На рассвете четвертого дня, когда все «хазы» были уже до дна проверены и наши оперативники ходили с воспаленными от недосыпания глазами, постовой милиционер Воробьев, охранявший порядок на скрещении двух не очень людных улиц, увидел лошадь, впряженную в пролетку без номера. Седоков не было.

Милиционер Воробьев сказал: «Тпру-у!» – и, привязав лошадь к фонарному столбу, направился в аптеку, чтобы позвонить --">