Татьяна Витальевна Устинова - Дом-фантом в приданое

Татьяна УСТИНОВА ДОМ-ФАНТОМ В ПРИДАНОЕ

— Алоизий, ты дома? — спросил голос где-то вверху над брюками, за окном.

— Вот начинается, — сказал мастер.

— Алоизий? — спросила Маргарита, подходя ближе к окну. — Его арестовали вчера. А кто его спрашивает? Как ваша фамилия?

М. Булгаков. «Мастер и Маргарита»

— Липа, Липа, ты послушай! Ну послушай, а?

Просыпаться не было никаких сил, но кто-то настойчиво тряс ее за плечо и приговаривал:

— Липа, Липочка, ну послушай!

— М-м-м, — промычала она, — ну что ты ко мне пристала? Ну что тебе опять надо?!

— Липочка, послушай же, ну никаких моих сил нет, потому что никто меня не слушает!

Олимпиада Владимировна Тихонова застонала и поднялась на локтях. Будильник, светившийся в темноте красным глазом, злорадно показывал 7:32.

— Липочка, слушай! Ну, тут ла-ла-ла и тру-ла-ла-ла-ла! И еще разок ла-ла-ла, тру-ла-ла-ла-ла!

Раздалось хилое гитарное бренчание и какое-то смутное блеяние, а потом опять бренчание. Олимпиада Владимировна, которая не могла вынести одновременного блеяния, бренчания и того, что будильник продолжал издевательски таращиться на нее и вдобавок еще мигнул и нагло выдал 7:33, упала в развал подушек и немного побилась о них головой, в надежде, что кошмар исчезнет.

Но он не исчез. Впрочем, это был не кошмар, и Олимпиада Владимировна отлично об этом знала. Господи, сделай так, чтобы это был просто кошмар!

— Ну, е-мое, ну ты слушаешь или нет?! Вот тута у меня еще стишата. Так, сами собой придумались! Вот все говорят, что трудно их писать-то, а я за пять минут придумала. Слушай: «На земле есть любовь, к нам она возвращается вновь. Сквозь пелену зимы и лета идет она по свету-у! И люди ждут ее годами, а звезды светят небесами, и ихний свет до нас доходит и за собой любовь приводит!» Ну, тута надо маленько потянуть. Вот так: «И за-а со-обой лю-у-у-убовь приво-одит!» Липа?! Ты что, спишь?!

— Слова «ихний» не существует в природе, — злобно сказала Олимпиада Владимировна из подушек. — Небеса не могут светить звездами, а звезды не могут светить небесами, это чушь.

— Да ладно, — обиделась исполнительница и взяла широкий аккорд, довольно приятный. — Поду-ума-ешь! Суть не в этом!

— Суть в том, что сути вообще нет, — сказала Олимпиада Владимировна.

— А что? Плохие стихи, что ли?

— Это вообще не стихи. — Она села в постели. Хорошо, что Олежка сегодня не смог остаться ночевать, а ведь мог бы!

Она потерла лицо и почесала голову. Лицо было в складках, будто пергаментная бумага, а волосы жесткие, как солома, и торчали в разные стороны.

— Люсь, сколько раз я тебя просила — не приходи ко мне по ночам! У меня работы много, я по ночам спать должна!

Люся обиженно посопела, еще побренчала, а потом сказала негромко, но убежденно:

— Во-первых, уже день. Во-вторых, куда же мне тогда идти? В-третьих, у меня тоже работа, а я-то ведь ничего!.. Да, и еще суббота сегодня, ты ж по субботам не ходишь!

Олимпиада Владимировна не стала уточнять, куда именно она не ходит по субботам. Глаза у нее не открывались, да и открывать их не хотелось!

Она прекрасно знала, что именно увидит.

Собственную комнату, слабо озаренную светом фонаря, который болтался на столбе — ржавый, железный, старый фонарь на толстой проволоке, кажется, оставшийся со времен Второй мировой войны. Столб тоже старый и трухлявый, и каждый раз, когда вставал вопрос о замене лампочки, все соседи отчаянно ссорились из-за того, кто полезет. Экспедиция на фонарь с каждым разом становилась все опаснее — не ровен час, рухнет!.. Еще Олимпиада Владимировна, скорее всего, увидит собственный же книжный шкаф, в стеклах которого отражается желтый свет, бабушкину этажерку с резной стойкой, широкое кресло, а в нем скорчившийся силуэт с нелепо выпирающим боком странной формы — гитарой.

— Лип, ну а в общем и целом — как? Плохо или хорошо?

Олимпиада Владимировна вздохнула и открыла глаза.

Шкаф был на месте, лужица света от фонаря тоже. Силуэт с выпирающим боком в кресле.

Все как всегда.

— Лип, а Лип? Ну как?…

— Люсь, я не знаю! По-моему, никак.

— Как — никак?

— Да никак, и все тут. — Она с сожалением вытащила из-под одеяла ноги. Так тепло им было, так хорошо, так уютно, и все кончилось, и следующей ночи, когда опять будет тепло и уютно, еще ждать и ждать.

Конечно, можно выставить настырную поэтессу и певицу за дверь, --">