Александр Викторович Бондарь - Год Чёрной Обезьяны

Александр Бондарь Год Чёрной Обезьяны

ПРОЛОГ

Год 1992-й. Где-то в Югославии. Солнце с час уже, как опустилось за верхушки высоких деревьев, и в лесу было темно как в карцере. Только тусклая Луна то там, то тут показывала себя в густой листве. Три человека, в пятнистых куртках, пробирались сквозь чащу. Они с трудом могли видеть друг друга.

Автоматные дула у первых двоих высовывались краешком — в темноте можно было не разглядеть.

Уже прошло больше часа, а лес все не заканчивался. Двое остановились, услышав за спиною треск сучьев и что-то русское, очень матерное. Это их товарищ, что ковылял следом, рухнул, зацепившись за какую-то корягу. Ему помогли подняться.

Он продолжал выдавать ругательства, растирая ушибленное колено.

— Тихо! — Послышалось по-русски, но коряво. — Здесь много НАТО. Очень опасно. Нельзя говорить громко. НАТО могут слышать.

Русский что-то пробурчал в ответ, и все трое двинулись дальше вглубь леса — туда, где совсем ничего не виднелось, где только расплывчатые очертания веток, сливаясь, таяли в темноте.

Вообще, он был не совсем русским, о чем говорили смуглая внешность и кавказский акцент.

— Отдохнём, — сказал один из проводников и присел на траву.

Кавказец обернулся.

— Я не устал, — бросил он резко. — Отдыхать будем после.

— Нельзя, — ответил проводник. — Идти еще долго. Надо отдохнуть.

По тону, каким это прозвучало, кавказец понял: возражать не стоит.

Он упал на траву. Лиц людей рядом было не разобрать сейчас и не разобрать вообще ничего — все покрывал ночной мрак. Только листья над головой перешептывались, встревоженные ветерком. Хотелось курить, но каждый знал, что об этом нельзя даже думать.

— Откуда ты? — Негромко спросил кавказца один из проводников.

— С Кубани, — ответил тот.

— Какой город?

— Краснодар.

— Краснодар? Нет, не слышал. У нас тут в отряде один русский был — с Ленинграда. Хороший боец. С каждого боя по две головы в мешке приносил. Его мусульмане в плен взяли. Мне рассказал потом один наш, который с ним в плену был. Когда мусульмане этого русского пытать начали, он сам руку в печку положил. Те его стали уважать — без пыток застрелили.

Кавказец смотрел на рассказчика, не видя его. Он чувствовал, как, вдруг, стало холодно.

— Что, сильно пытают?

— Спроси у Милоша, — серб кивнул в сторону другого проводника и хрипло захохотал. — Но только он тебе не ответит. Ему мусульмане язык отрезали. Но убить не успели. Он вырвал нож у одного из них и убил обоих, которые его пытали. Потом убежал. Обычно мусульмане кастрируют пленного и таиландский галстук делают, как их ваши чеченцы научили: в горло — ножом и вытягивают оттуда язык. Долгая смерть…. Если нас мусульмане захватят, лучше сразу себя убить. — Он помолчал, наслаждаясь впечатлением, какое должен был произвести рассказ. Серб чувствовал, что кавказцу не по себе. Тот не отвечал, и рассказчик продолжал говорить своим тихим, но внятным шепотом. — Милош хороший солдат. У него на счету восемнадцать мусульман и четыре НАТО. Он поклялся мстить за родных. Когда в его деревню пришел отряд ООН, это были мусульмане в их форме. Они убили всех. Каждому, даже детям, отрубали три пальца на руке — которыми крестятся. Его жену насиловали, а потом резали на куски. Голову ее повесили на дереве. Детей закопали живыми. А потом его родители погибли, когда НАТО бомбили город. Их самолеты бросали бомбы туда, где были только дома людей, больницы, школы. Мы сбили один самолет и взяли в плен летчика. Он рассказал, что их генералы хотят больше мертвых и больше разрушенного. — Серб помолчал. — Мы с этим летчиком все то сделали, что мусульмане с пленными: кастрировали, а потом — таиландский галстук. Он очень нас просил, чтоб мы его застрелили… — Кавказец по голосу чувствовал, что рассказчик улыбается. — Позавчера я фото видел. Там хорват стоит и голову нашего держит отрезанную — трофей такой. Мы ее у убитого офицера ихнего нашли. Он и еще несколько их солдат в селе хорватском прятались. — Серб почесал за спиной и мрачно сплюнул в траву. — Нет больше того села. И вообще ничего нет там — угли только и кости обугленные… Ладно, — он привстал. — Пошли, идти надо.

Все трое поднялись и молча двинулись дальше, раздвигая руками переплетения густых зарослей и колючих, торчащих во все стороны веток.

Когда обходили стороной небольшую поляну, показалось, что там, --">