Джон Кризи - Инспектор Вест в ужасе

половине десятого утра, еще 20 минут. Накануне вечером он задержался на работе, поэтому имел право сегодня явиться с небольшим опозданием.

Заворачивая за угол, Бирвитц оглянулся назад. Мэг больше не было на крыльце, к воротам же она вообще не выходила. Бирвитц ускорил шаг. Он умел и любил ходить пешком, но в последнее время эти прогулки перестали доставлять ему удовольствие.

Он дотронулся рукой до письма в кармане. Даже если бы он никогда больше не увидел его, все равно этот текст будет стоять у него перед глазами до самой смерти. А одно слово буквально плясало у него перед глазами: «шлюха».

Кто мог обозвать такими словами его Мэг? Кто осмелился бы это сделать, если бы для этого не было оснований? В конце-то концов, откуда он, Бирвитц, мог знать, что в письмах не была написана правда? Нельзя ли отложить слушанье этого дела в суде? Имеет ли он на это моральное право? Ведь тогда эта пожилая особа, которая непременно станет ссылаться на клептоманию, сумеет вывернуться. Нет, он должен быть на суде. Впрочем, если ее оправдают, кому от этого будет большой вред? Он же сможет сказаться больным, притвориться…

Он дошел до автобусной остановки, прекрасно зная, что поедет сперва в участок, а оттуда в суд и станет там терпеливо ждать, пока не настанет его очередь давать показания. Дисциплинированность была его второй натурой, он бы не смог не подчиниться приказу.

Но сейчас в дороге, у себя в кабинете, в зале суда на месте для свидетелей, пока одна половина его сознания будет следить за всеми перипетиями дела, вторая будет думать о Мэг. О ней, о постели, об этих проклятых письмах.

В это утро он получил десятое.

Глава 2 СВИДЕТЕЛЬ

Бирвитц почувствовал необычайное волнение, стоило ему переступить порог полицейского участка. Оно чувствовалось и в необычайном блеске глаз Корби (детектива-сержанта, которому оставалось доработать всего несколько месяцев до пенсии, так что как правило, он держался с таким видом, словно его не могло удивить ни одно преступление под солнцем), и в том, что дверь в кабинет суперинтенданта была плотно заперта, хотя в этот час ей полагалось быть широко распахнутой, чтобы все могли слышать, как «старик» отдает басом распоряжение на день. Олдерман, второй детектив-констебль, высокий, худой, казался необычайно взбудораженным.

Увидев Бирвитца, Корби заворчал:

— Надо же тебе выбрать именно этот день для опоздания.

— Кто это опоздал? — запальчиво спросил он.

— Наверное, ты не слышал последней новости? — осведомился Олдерман.

Бирвитц усилием воли прогнал мысли о Мэг.

— Нет, конечно. А что случилось?

— Вчера вечером Мэнни Томпсон заметил, что в один из домов по Риверсайд-драйв лезет вор. Ну и тихонечко пошел за ним. А эта сволочь выстрелила в него!

Олдерман был вне себя. Бирвитц почувствовал, что его охватило отчаяние.

— Он тяжело ранен?

— Останется жить, чтобы было куда повесить медаль, — не мог не съязвить Корби.

— Что же это такое? — воскликнул Бирвитц. Он был обескуражен и растерян главным образом потому, что твердо решил довериться Мэнни, чтобы как-то ослабить гнетущее напряжение.

Как-то надо было справиться со своим отчаянием, чтобы никто не догадался, что ему впору сесть и заплакать.

— Так Мэнн захотел стать героем?

— Разве можно так говорить? — рассердился Олдерман. — Он все-таки пустился в погоню за этой сволочью, несмотря на пулю в плече, догнал и задержал его, пока не подоспела помощь. Негодяя доставили сюда, сегодня с ним будут разораться, а сейчас в кабинете нашего «старика» находится Вест из Ярда.

— Большой начальник, да? — спросил Бирвитц.

Чувство облегчения при известии о том, что Томпсон ранен не слишком опасно, было испорчено его личными переживаниями и мыслью о том, что теперь наверняка слушанье «его дела» будет передвинуто на более поздний час. Можно не сомневаться, что нажмут на все пружины, чтобы в суде отдали предпочтение суперинтенданту Весту. Ну и вообще дело о ранении при исполнении служебных обязанностей или о покушении на убийство должно разбираться раньше, чем какой-то ерундовый иск против мелкой магазинной воровки.

Бирвитц почувствовал, что остальные поглядывают на него с любопытством, как если бы они ожидали от него иной реакции. И в этом не было ничего удивительного, при других обстоятельствах Бирвитц конечно выразил бы больше участия и беспокойства за судьбу Мэнни.

Он --">