Юрий Фёдорович Гаврюченков - Нигилист-невидимка

Юрий Гаврюченков Нигилист-невидимка

При благоприятном стечении обстоятельств» редакторский карандаш может привести человека и на эшафот. Так и исследователь некоторых драм большевистской революции, в которой принимает участие много неудачных литераторов, должен был бы порою руководиться правилом: «ищите рецензию».

Марк Алданов. «Ванна Марата»

1. Вступление

Я — мастер красного цеха. Я опять займусь ремеслом.

Изо дня в день, из долгого часа в час я буду готовить убийство.

Борис Савинков. «Конь бледный»

25 июля 1903 года на перрон Николаевского вокзала сошёл молодой высокий мужчина. Он был худ и сутуловат. Узкое лицо его с редкими веснушками было украшено закрученными вверх светло-каштановыми усиками. Тонкий с небольшой горбинкой нос на узком лице и живые карие глаза, которые молодой человек близоруко прищуривал, придавали ему робковато-горделивый вид. Молодой человек не был обременён грузом. Весь его багаж представлял ковровый саквояж со впалыми, как щёки хозяина, боками. Поношенный серенький костюм-тройка, не первого года касторовый котелок и туфли со сбитыми носами составляли убранство пассажира. Он прибыл в вагоне третьего класса, сделав по пути несколько пересадок. Не возбудив внимания носильщиков и городового, молодой человек отошёл к Литейному проспекту, где было дешевле, чем у вокзала, нанять извозчика, и сговорился ехать в Озерки.

Бежавший из ссылки пропагандист «Петербургского союза борьбы за освобождение рабочего класса» Борис Викторович Савинков вернулся в столицу, чтобы возобновить сношения с товарищами по партийной работе.

Борис Викторович Савинков

2. Опасное задержание в заброшенной ротонде

Маньяк прятался в заброшенной ротонде. Окружённый силами полиции, он метался и, не находя лазейки, рычал и рубил стены топором. Ветхие брёвна пошевеливались. Открывая деревянную решётку, сыпалась в траву старая штукатурка.

Трое нижних чинов не рисковали сунуться во мрачную залу, где кровавый душегуб мог выпрыгнуть из любого тёмного закутка. Ожидали прибытия начальства, дабы под его чутким руководством произвести задержание.

Застучали подковы по настилу моста. Пара гнедых жеребчиков, запряжённых в изящный экипаж на резиновом ходу, доставила на остров весьма примечательную пару. Сидящий на облучке крепыш годов около пятидесяти в мундире вахмистра бойко правил лошадьми. Пышные пшеничного цвета усы и голубые навыкате глаза свидетельствовали о его южнорусском происхождении, а простительный для возраста жирок не мог скрыть коренную мощь и ловкость членов.

Пассажир в форме жандармского ротмистра, не дожидаясь полной остановки экипажа, поднялся и легко соскочил с подножки, придержав рукою плоскую кобуру. Он оказался высок, тонок в талии и широк в плечах. Когда господин пружинистым шагом подошёл к крыльцу ротонды, дорогу ему заступил околоточный надзиратель.

— Здравия желаю…

— Ротмистр Анненский, — представился приехавший, не надеясь, однако, что окажется неопознанным.

Околоточный и в самом деле не ожидал приветствовать тут известного всему Петербургу сыщика, которого видал, впрочем, только на иллюстрациях в газете. Живьём он производил впечатление не столь молодцеватое, но значительно более геройское, нежели мог выразить художник-график. Изящное лицо портил раздавленный крепкими ударами нос. Вмятая переносица придавала глазам жутковатый стеклистый блеск, особенно, когда Анненский вперивался в кого-нибудь взглядом. Сыщик знал за собой это качество и пользовался им, когда требовалось надавить на подозреваемого, не прибегая к рукоприкладству. Бывая во Франции по долгу службы и для собственного удовольствия, он перенял методы парижской криминальной полиции и обучился грязным приёмам драки бродяг и моряков — шоссона, явившегося из портовых трущоб Марселя и прилипшего к французским жандармам, как грязь прилипает к подошве сапога. На русской земле Александр Павлович Анненский применял --">