Еремей Иудович Парнов - Ларец Марии Медичи

перепишем? — спросил Люсин посольского чиновника.

— Как вам будет угодно, — улыбнулся тот и развел руками.

— Тогда после, — решил Люсин. Бросил коробочку в чемодан и защелкнул замок. — Папку тоже под самый конец поглядим.

В шкафу висели два костюма: черный — вечерний и серый — деловой; на полках были уложены сорочки и голубая пижама.

— Скажите, мадам Локар, — спросил Люсин, — в каком костюме вы видели его в последний раз?

— В сером.

— Вот в этом? — Люсин снял вешалку с пиджаком.

— Нет. Тот был в клетку.

«Значит, он не переодевался после завтрака».

Люсин легко прошелся по карманам. Вроде ничего интересного. Мелочь наша и не наша, троллейбусные билеты и билеты в кино, крошки табака…

— Он курил?

— О да! Сигары, — ответила мадам.

«Значит, не только сигары. Ну конечно! — обрадовался Люсин, обнаружив смятую целлофановую пачку «Филипп Моррис». Но тут же лежала и сигара в алюминиевом футляре. — Сигареты мог держать для угощения. Бывает и такое».

— Он носил кольцо?

— Да. Золотое обручальное, но как вдовец, и на среднем пальце правой руки массивное серебряное с чернью кольцо с черепом.

— Ну, масонское? — оживился чиновник.

— Не знаю, — равнодушно повела плечом мадам.

«Масонское? Любопытно… А вот это еще любопытней!» Люсин извлек из бокового кармана серого пиджака несколько квитанций комиссионных магазинов.

— Так… Куплено в комиссионном на Арбате, — сказал он. — Рисунок Ю. Анненкова тушью «Женщина в ванне», тридцать два на двадцать восемь, цена сорок пять рублей. Любопытно… Это тоже на Арбате. Художник Сомов: «Арлекин и Смерть», девяносто четыре рубля.

Сомов потянул больше.

Люсин скользнул взглядом по стенам. Кроме гостиничной картинки, изображавшей каких-то людей, любующихся с Ленинских гор Лужниками, других шедевров живописи не было.

«Где же они — эти Арлекин и женщина в ванне?»

Третья квитанция, выписанная антикварным магазином на улице Горького, лаконично сообщала, что пропавший владелец этих костюмов, покупавший картины, приобрел еще и Будду, позолоченного, высотой 14 см, с дефектами. Стоил Будда полсотни.

Но его тоже не было видно.

«Искусством интересуется… Божественным… И чего он в Загорск-то не поехал? Что ж с ним, беднягой, приключилось?»

Люсин закрыл шкаф и еще раз оглядел номер. За сдвинутыми шторами привычно гудел город.

«Зачем это я свет зажег, когда на дворе день? Надо было только штору раскрыть. А публика небось подумала, что так надо…»

Он подошел к телевизору и раскрыл столик. Там, рядом с экспортной «Столичной», изготовленной из отборной пшеницы (отлитые на стекле английские буквы гарантировали однократное употребление стеклотары), скрывался позолоченный Будда. Был он страшен — трехголов и толстопуз и вид имел неприличный.

«А я-то представлял себе Будду по-другому. Думал, что он — как человек, а у этого морда кабанья и черепа на голове. Но им виднее. Высота та же, позолочен, потерт, пальцы сломаны. Так что, несомненно, с дефектами. Он самый и есть. За полсотни я бы такого купил. Забавно».

«Столичную», которую надпись на этикетке рекомендовала слегка охладить, пропавший иностранец в холодильник не ставил, видимо, вообще к ней не притрагивался, так как была она завернута в первозданный целлофан.

«Неужто тоже для кого-то припас? Тут, наверное, ноль восемь. Удивительный человек!»

Дошла очередь до письменного стола. Там-то и отыскались в среднем ящике завернутые в бумагу «Женщина в ванне» да «Арлекин и Смерть». Женщина была голой, но выглядела скромно. Люсин решил, что за несколько штрихов черной туши сорок пять рублей многовато. Зато другая картина была многоцветной акварелью. Желтый скелет в черном, забрызганном жемчужными слезками плаще выглядел весьма внушительно. К тому же он еще наигрывал на скрипочке из берцовой кости. «Тоже дороговато», — решил Люсин.

В тумбе стола он нашел две нераспечатанные коробки шоколада («Поистине этот человек живет для других!») и план ВДНХ.

Не обрадовала его и ванная. Там на зеркальной полочке стояли всевозможные флаконы, мыльница с тремя сортами мыла, какая-то ароматичная соль и бритва «Золинген» в кожаном футляре.

«Опасная! — с уважением подумал Люсин. — Не какая-нибудь электрическая. Значит, выбрит всегда, как бильярдный шар».

Еще висел там мохнатый халат, стояли поролоновые туфли, и прямо в ванне валялась мочалка, вернее, --">