Александр Арсаньев , Сергей Алексеевич Булыга - Антология исторического детектива-37. Компиляция. Книги 1-10

отвечал Авласка. – Робею я, боярин, вот что. Дело, – продолжал Авласка, – больно страшное. – И уже громко, и как бы отчаянно добавил: – Убили нашего царевича, вот что!

– Ах, Господи! – воскликнул Годунов и широко перекрестился. – Ах, Господи! – сказал он еще раз и еще раз перекрестился. А после крутнул головой и повернулся к образам и губами вот так быстро сделал, и только после опять повернулся к Авласке и тихим голосом велел: – Рассказывай!

А Авласка смотрел на него и молчал, и думал: кто это такой, не Годунов ли? А почему он так подумал, как он после объяснял, так потому что на кого еще было думать, ведь же кто тогда не знал, у кого вся власть в Москве?! У Годунова, у кого еще! Кто бы еще посмел-решился перехватывать гонца с такой страшной вестью? Но, тут же подумал Авласка, если он сейчас хоть одно лишнее словечко брякнет, после не найдет его никто и никогда! И он еще губы облизал, а после сказал так:

– Я сам ничего не знаю, боярин! Я тогда сидел дома, обедал, как вдруг слышу: загремел набат! А после почти сразу вижу: уже по моему двору идет ко мне мой староста Иван Муранов, с лица очень красный. Я сразу почуял: дело дрянь! И только я встал из-за стола, а он уже входит, смотрит на меня звериным глазом и громко-грозно говорит: чего расселся, пес, царевича зарезали, а ты где был?! Я говорю: а здесь. А он еще громче: пес, пес, не здесь тебе надо сидеть, а скачи, пес, в Москву и скажи государю, что его братца любимого Димитрия зарезали! Я говорю: как, когда?! А он еще страшнее вызверился и кричит: вон, пес, во двор, я уже Никитке велел, он тебе уже коня привел, скачи и доложи, как велено! И я вышел во двор и как в чем был тогда, в том и сюда прискакал. Скакал со вчерашнего обеда.

Сказав это, Авласка замолчал и еще раз перекрестился, чтобы прибавить своим словам силы. Годунов, увидев это, усмехнулся. Тогда Авласка добавил:

– Не вели казнить, боярин, но мне было велено перед всеми молчать, а рассказать только самому государю.

– Кем было велено? – спросил Годунов.

– Иваном Мурановым, – сказал Авласка, – нашим губным старостой.

На что Годунов усмехнулся и так же с усмешкой добавил, что пусть Авласка не боится гнева старосты, потому что, он прибавил, скажешь, что государь в ту пору спал и поэтому ты, не решившись его тревожить, поспешил к боярину Борису, его шурину… И тут Годунов замолчал. А зато Авласка подскочил и ретиво воскликнул:

– А, а, я так и думал!

– Вот-вот! – сказал на это Годунов. – И дальше тоже крепко думай, и я тебя не забуду. А не будешь думать – тоже не забуду, но уже иначе! – И при этом опять усмехнулся и еще пальцем погрозил.

А после вдруг хлопнул в ладоши, вошел его человек, и он сказал человеку, что нужно всех поднимать, и государя тоже. Человек ушел. А Годунов встал с лавки и еще раз хлопнул, но уже иначе. Вошел иной человек, одетый сильно проще, и Годунов сказал ему, указав на Авласку, чтобы покормили этого.

И Авласку увели куда-то на поварню, и там сонный повар или кто еще из тамошних людей дал ему миску холодной каши, кусок дрянного хлеба и квасу запить. Квас был такой же, как хлеб. Но Авласка был крепко голодный, он быстро жадно ел, но все равно при этом думал, что никогда бы не подумал, что его в царских палатах будут кормить такой дрянью.

Но он так только думал, а вслух ничего не сказал. Да у него никто ничего и не спрашивал, и он сидел в том закутке, всеми забытый, и уже было даже начал думать, что он до утра никому не будет нужен.

Но тут опять пришел тот человек, который и привел его туда, и опять велел идти за ним. Они пошли. Шли они не очень долго, но очень хитрым ходом, то есть то вверх, то вниз по лесенкам, и из сеней в сени, и из светлиц в светлицы, пока не дошли до такой двери, возле которой стояли двое дюжих молодцов в высоких черных шапках и с бердышами на плечах. Тут они остановились, тот сильно простой человек что-то быстро сказал молодцам, что – непонятно, но молодцы на это сразу расступились и тот человек и Авласка (тот человек толкнул ту дверь) вошли туда.

А там было очень светло! Там же кругом были свечи! Их, может, было сорок штук, и все толстенные, и все ярко горели! И в этом ярком свете Авласка увидал перед собой (напротив) стол, а за ним сидели какие-то важные люди, и их было больше десятка. Как на иконе, подумал Авласка, он такую в церкви видел, подумал он дальше, а сам в это время продолжал смотреть на тех людей…

Но тут тот человек, который ввел его, теперь схватил его за шиворот и --">