Ричард Скотт Пратер - Танец с мертвецом

холомуу, которое, казалось, служило только для того, чтобы подчеркнуть ее высокую грудь, упругий и плоский живот, соблазнительный изгиб талии и бедра, я почти простил этого несчастного миссионера. Почти.

Однако к тому времени, когда мы прикончили бутылку шампанского, я простил его окончательно. Мы с Лоаной жадно ели и пили, прижимаясь друг к другу, говорили, хохотали и толкались так, что наш домик качался на ветвях. Один раз я встал, чтобы перевернуть пластинку, и обнаружил, что дерево качается. Впрочем, может быть, это я качался.

Все же мне удалось возвратиться к кушетке, и я сказал Лоане:

— По мне, так нет лучше доброго старого времени, когда жили на деревьях.

Разговор наш несколько потерял свою логическую нить, но ни она, ни я ничего не имели против этого. Внезапно мы посмотрели на сервированный стол, затем Лоана наклонилась к блюду, развернула фольгу, в которую были завернуты голуби, и длинным пальцем коснулась одного. Потом посмотрела на меня.

— Голубь остывает, — сказала она весело.

— Ну разве это не великолепно?

— Великолепно. Хочешь кусочек?

— Да. Укуси меня.

Она укусила. Кровь в моих жилах шипела, как будто в ней карбид растворили. Пузырьки шампанского лопались в моих артериях, серебряные взрывы в моей крови, как распускающиеся бутоны цветов.

А потом Лоана встала и на очень ограниченном пространстве этой маленькой комнаты исполнила для меня таитянский танец. Когда она вновь села рядом, мы сделали по последнему глотку шампанского.

Она и раньше говорила: «Оно щекочет в носу», но теперь она сказала:

— У меня нос чешется.

— Это значит, что ты поцелуешь дурака! — воскликнул я.

— Так поцелуй меня, дурачок. Я поцеловал ее. Я не дурак.

— Мы оба дураки. У меня тоже чешется нос. И мы опять поцеловались. Потом я сказал:

— Лоана, а ты хотела бы примерить юбочку для хулы^[2]?

— Не будь глупым, йеты! Где мы возьмем такую юбочку?

— Это кто глупый? — Я оглянулся в поисках своего пакета. Дело в том, что перед встречей с Лоаной я походил по магазинам и купил пару юбочек для хулы по просьбе одного своего приятеля. Вот этот-то пакет и лежал в углу комнаты. — Пожалуйста! — воскликнул я, схватил пакет и сорвал с него оберточную бумагу.

Лоана с улыбкой сказала:

— Такие юбочки носят только женщины.

— Дорогая моя, так было в старину, когда королем был Камехамеха. Но сейчас новые времена, время Шелла Скотта, и сейчас все носят такие юбочки.

Про себя я подумал, что это все разговоры, а до дела не дойдет, во всяком случае, не здесь, в центре Вайкики, в присутствии сотен людей...

Я протянул Лоане одну юбочку, оставив другую для себя.

— Так ты заранее купил их, Шелл, — сказала она. — Ты все заранее спланировал!

— Нет, честно нет! Просто они у меня были. — Я сглотнул. — То есть я хочу сказать, что я... Это судьба! Это знамение!

— Ты хочешь сказать, — засмеялась она, — что, если мы их не наденем, с нами случится несчастье?

— Я чувствую, что несчастье случится со мной. О, облей меня холодным шампанским, или ударь бутылкой по голове, или...

— Поцелуй меня, дурачок, — сказала Лоана, — у меня нос чешется.

И вдруг совершенно неожиданно эти юбочки очутились на нас. Эту сцену трудно вообразить. На какое-то мгновение мне показалось, что все это я вижу во сне, что этого не может быть. Но это было.

Лоана в травяной юбочке, низко приспущенной на бедрах, с грудью, едва прикрытой лепестками орхидей в ожерелье, опустилась на подушки рядом со мной. Это зрелище меня опьянило и одновременно отрезвило.

Когда Лоана заговорила, голос ее звучал иначе и слова как бы приобрели иной смысл.

— Поцелуй меня, Шелл, — сказала она.

Голос ее шелестел как черное кружево в темноте.

— Поцелуй меня...

* * *

Через некоторое время я открыл вторую бутылку шампанского, наполнил до краев наши бокалы и посмотрел на блюдо с холодным, очень холодным голубем, окруженным ломтиками фруктов.

— Нужно что-нибудь съесть, — сказал я. — А то что подумает повар? Ей-богу, я съем перепелиное яйцо.

— Я тоже.

— Это странно звучит в твоих устах, Лоана.

— И все-таки я его съем.

Мы их все съели и с этим все. Есть время для яиц дикой перепелки, а есть время не для яиц дикой перепелки.

Удивительное дело, но было очень вкусно. У меня кружилась голова сильнее, чем раньше.

— По-моему, моя кровь горит, Лоана, — сказал я. — Это мое несчастье — горящая --">