Константин Иванович Галуза - Ясная ночь

– Сейчас. Саввой с ней переговорит. Сначала.

– Ребята…

– Пройти, дай! – отчётливо услышал я Аркашин голос.

Ща Аркадий начнёт действовать – догадался я, – без лишних реверансов.

Женский крик. Глухие удары об дверь. Очень сильный крик. Топот и маты. Я дышал. Всё, покатило.

– Если твоиих положат, откроешь, но тех по голосам больше… Нужно выбираться отсюда.

В дверь застучали:

– Саввой?

Грязное, переходящее в истерическое, сквернословие, какое-то шорканье, резкий топот, усиливающийся говор, – борьба затухала, там добивали. Кроме того, бабы затихли, видать – разбежались.

– Саввой?!

Задёргалась ручка.

– Савва! Кончай скорее.

Тишина потом стук. Громкий.

– Саввой?! Ну че там?!

Тишина и вошкание. Мы вслушивались. Сердце щас выпрыгнет. Вадима с Аркашей слышно не было. «Саввоевцы» победили. Больно быстро…. И теперь они слушали, как и мы, что происходит за дверью.

– Саввой? Открой. Э!?

В дверь ударили. В неё начали бить. Я тащил, толкал к ней письменный стол.

Лена опустилась в кресло:

– Всё, парень, открывай.

Судорожно хватая крутящийся стул, который стоял за столом, больно ударил себя по ноге о его треногу, процедил:

– Млять!

Вот она. Никелированная труба одним концом ввинчивалась в диск под сиденьем, другим намертво крепилась в лапы. Вывинчивая её меня трясло как ту дверь.

Саввой, пытаясь опереться на локоть, озирался. Лена взяла трясущимися руками сигарету, бросила сигарету, прижала ладони к ушам, закрытые веки вздрагивали при каждом ударе.

Вставил треногу в решётку, рванул трубку на себя. Ещё. Дурак. Вытащил. Можно не скромничать. Замахнувшись, ударил по шву. Шлак лопнул.

На полу, встав на четвереньки, что-то хищно бормотал Саввой.

Я дёрнул Лену:

– У тебя есть, хоть что ни будь?!

– Что?

– Средство, какое ни будь, самозащиты – прохрипел я, – баллончик там, пистолет газовый… Ну?!

– Какое средство… – отнимая руку, оттолкнула…

Обозвал её, – простонародно, замахнулся – подавил в себе желание ударить… Щепки, узкие куски штукатурки с полметра летели на пол. Махмуд втягивал голову как на фронте.

– Очнись! Ты хочешь, чтоб нас тут кончили? Лена! По колено! Дура!

Кинулся к трубке. Меня остановило её движение к сумке. Она равнодушно бросила мне электрошок. Это даже лучше. Саввой, глядя на меня, начал цедить что-то неприятное, не по-русски. Тварь спесивая, сидел бы дома. Включил приборчик. Раздался неприятный треск. Под её «Что ты делаешь?!» ткнул им Маринкиного друга в ногу. Он «привычно» упал на ковёр. Я сунул электрошок в карман, снова схватился за трубку. Бил треногой так что искры летели. Саввоя им уже видно. Спина взмокла. Первому на отмахе башку раскроить успею. Шов лопнул. За спиной поднялся визг и глухие удары о перегородку. Обернулся – никого, бросил «инструмент», скрутил, отогнул полосу руками:

– Лезь.

Она смотрела на меня.

– Ули ты? – заорал я. – Крик в коридоре становился не терпимым.

В образовавшуюся рванную дыру в двери, – выбитой практически верхней филёнки, никто не лез, мне жгло нервы.

Стол ещё держал дверь снизу, а в выбитой верхней части получилось нечто похожее на экран телевизора. Понятно, почему никого: поднялся и молча бился Аркаша.

Я видел его спину. Буквально мелькало следующее: кричащая, поднявшая руки, растрёпанная женщина; визжащая, брошенная об стену Света в разорванной блузке, и выпускающая «когти»! Схватившийся с кем-то Вадим, с кровоподтёком на лбу, в «полпальто», – (содрали). Аркаша – вцепившийся, вбивающий в стену кого-то головой. Падающий, резко подкошенный сзади. Тех больше.

– Беги, меня кто знает, потом разберёшься! Дура! Ё…

Полез бежать сам. Я протиснулся, вытащил одну ногу, другую…

Она смотрела. Я спрыгнул на землю. Сделал несколько шагов. Естественно, оглянулся. Она стояла у окна, держалась руками за решётку. Ветерок шевелил воздух. Я ждал, я готов был ей помочь, если…. Она просто дышала. Я пшёл.

Сказал панку: «всё, бросай, уже», (он так и тянул бордюр), пересёк немой, обшарпанный и зарешеченный колодец двора,