Елена Дарикович - Шерлок Холмс и страшная комната. Неизвестная рукопись доктора Ватсона

«Бриар»^[1]. Несколько оживляли эту блеклую фреску лишь темная челка, черные брови и расширенные синеватые зрачки.

Я ужаснулся. Даже делая скидку на его обычную худобу и бледность, на его беспорядочный режим и вредные привычки, невозможно было не ужаснуться. Холмс замер на какую-то долю секунды, казалось, лишь затем, чтобы фотографически отпечататься в моей памяти, а потом легко, по-мальчишески сбежал в прихожую, и миссис Хадсон стала невольной свидетельницей нашей довольно бурной встречи.

— Ватсон, дружище, как же я рад!

— Что с вами, Холмс? На вас лица нет!

— Неудивительно, друг мой, последнее время я привык обходиться без него, так что почти вошел во вкус такого существования.

И хоть слова Холмса были и туманными, и шутливыми, за ними с неожиданной силой проступило нечто вполне явственное и вовсе нешуточное, а по его всегда такому иронично-холодному лицу пробежала будто легкая судорога. Невольно я связал все это с чудовищными преступлениями последнего времени, теми многочисленными и зверскими убийствами, что посеяли среди лондонцев небывалую панику. Оно и понятно, уж кто-кто, а Холмс не мог остаться в стороне от этого сколь неслыханно жестокого, столь и таинственного дела.

Правда, он никак не прояснил тогда своих намеков, а я счел за лучшее пока не любопытствовать.

Как бы то ни было, мой старый друг искренне радовался нашей встрече. За столом, как в лучшие времена, он был необыкновенно оживлен, словоохотлив и шутил за двоих. Мы выпили очень недурного хереса и прекрасно пообедали. Встав из-за стола, я в самом благодушном настроении разместился у камина в намерении покурить, ожидая, что и Холмс, следуя нашей давней традиции, тотчас ко мне присоединится и мы продолжим наше долгожданное и так живо начавшееся общение. Но, вероятно, израсходовав за обедом весь запас положительных эмоций, мой друг угнездился в углу широкого дивана и, погрузившись в какие-то мрачные размышления, отчаянно задымил в одиночестве. Что ж, в одиночестве задымил и я. Постепенно гостиная наша приобрела свой привычный вид, то есть, растворившись в плотном дыму, стала напоминать бивуак после газовой атаки. Настроение Холмса, как видно, передалось и мне, потому я не долго пребывал в благодушии, а как-то незаметно ушел мыслями в недавнее прошлое. Мой старый пациент, изнемогая от вынужденного безделья, вымещал на мне свое дурное настроение в частых и необоснованных вызовах, нудных жалобах и просто злобных выпадах, чем измотал меня за неделю больше, чем все остальные мои больные за год. В конце концов терпение мое истощилось, и я, передав этого тирана молодому своему помощнику и отправив жену с детьми к тетке, решил наконец навестить Холмса, рассчитывая даже, если удастся, погостить на Бейкер-стрит недельку-другую. Но как ни радовался я поначалу нашей встрече, все же, видя Холмса хмурым, и сам легко поддался своей прежней хандре. Ведь настроение легче испортить, чем поправить, и мне никак было не оторваться мыслями от моего унылого и желчного подопечного.

— Чего ж вы хотите, друг мой, подагра в сочетании с меланхолией — это испытание не для слабонервных. К тому же и одиночество среди унылых холмов и болот, оттого и такое странное для аристократа хобби. Надо же чем-нибудь сдобрить серое, безрадостное существование. И вы хорошо сделали, передав этого Скруджа^[2] своему молодому напарнику. Мизантропия — вещь заразительная.

Я вздрогнул:

— От… откуда вы все это узнали, Холмс?

— От вас, мой дорогой Ватсон.

— От меня? Но я, кажется, не имею привычки разглашать врачебные тайны… Как и все прочие, мне доверенные! — проворчал я растерянно.

— Не беспокойтесь, друг мой, это всего лишь старушка дедукция.

— Всего лишь?

Недоумение мое тотчас улеглось, настроение разом поправилось и я в ожидании объяснений уставился на Холмса, как мальчишка на цилиндр фокусника, но… на этот раз мы отвлеклись и надолго от демонстрации дедуктивного метода моего проницательного друга.

— Вам телеграмма, мистер Холмс! — и наша хозяйка положила на скатерть зеленоватый конверт. Холмс вскрыл его нервным движением пальцев, пробежал глазами короткий текст и, усмехнувшись, перебросил телеграмму мне.

Это было от Лестрейда.

«Дорогой Холмс, дело с успехом завершено!!! Ваша помощь в нем была поистине неоценима.

Примите мои поздравления!

Лестрейд».

И сама поздравительная --">