Елена Дарикович - Шерлок Холмс и страшная комната. Неизвестная рукопись доктора Ватсона

Елена Дарикович Шерлок Холмс и страшная комната Неизвестная рукопись доктора Ватсона

Лондон — город замечательный, но очень жуткий…

/Из письма Валентины Ходасевич своему дяде, поэту. 1924 г./

Неизвестная рукопись доктора Ватсона

Эта рукопись хранилась в одном из швейцарских банков и, в полном смысле слова, ждала своего часа. На конверте стояла дата-1907 год — и собственноручная пометка доктора Ватсона: «Вскрыть через сто лет». По прошествии оговоренного срока в 2007 году конверт был вскрыт заранее созданной комиссией из девяти человек.

В составе комиссии графолог, языковед, литературовед, историк — специалист по XIX веку, психолог, аналитик, почетный член общества любителей Шерлока Холмса, профессор Д., представитель британской прессы известный эрудит Ш. и научный сотрудник из музея криминалистики при Скотланд-Ярде. Все прочие специалисты по Шерлоку Холмсу, составляли особую альтернативную группу, внимательно следившую за деятельностью комиссии. Здесь нет нужды подробно об этом говорить, так как весь отчет широко освещался прессой. Были проведены три независимые экспертизы, подтвердившие в конце концов первоначальное мнение специалистов, что почерк, возраст рукописи и все характерные особенности лексики и стиля, несомненно, говорят в пользу авторства доктора Джона Г. Ватсона. таким образом, всем нам впервые предоставляется возможность ознакомиться с неизвестной рукописью известного писателя и встретиться через сто лет с самым знаменитым сыщиком истории, непревзойденным ШЕРЛОКОМ ХОЛМСОМ!

Посвящаю моему мужу

Глава первая Бездыханный на ковре

Как-то в начале сентября 1907 года дождливым ветреным днем я вновь позвонил у двери дома 221-бис по Бейкер-стрит и вошел под знакомый кров. Миссис Хадсон радушно меня приветствовала. Опрятная, немногословная, доброжелательная, она ничуть не изменилась. Да и все здесь было по-старому. Как и год, как и пять, как и тридцать лет назад. Разве вот любимый фикус нашей хозяйки, изрядно разросшийся, переехал с подоконника на пол, из горшка в кадку, заполнив собою весь угол прихожей, отчего карта Лондона 1846 года вынуждена была переместиться в простенок над кушеткой, как раз под большую старинную гравюру, изображавшую чинное гуляние щеголеватых лондонцев по аллеям Гайд-парка. Мельком взглянув в знакомое зеркало, я и себя нашел мало переменившимся в мягком свете газовой лампы.

И хотя молодой век уже активно действовал повсюду, самовластно заменяя старое новым и увлекая в водоворот прогресса всех и вся, здесь если что и менялось, то только по неписаным законам уюта и по нерушимым принципам верности старине.

О своем приходе я предупредил телеграммой, потому не успел еще снять калоши и пристроить мокрый зонт, как над моей головой заходили половицы, стукнула дверь и Холмс с порывом сквозняка появился на верху лестницы. Вот кого я нашел сильно переменившимся, так это моего друга. Высокий, худой, казалось, еще более высокий и худой, чем всегда, в своем мышиного цвета халате, перепоясанном на тонкой талии, с пронзительными серыми глазами на изможденном лице, он напоминал теперь какого-то средневекового монаха, едва ли не самого Франциска Ассизского, только вот вместо четок длинные и узловатые пальцы аскета сжимали изящно выгнутый --">