Сергей Гужвин - Иванов, Петров, Сидоров - 2

обращающие. Нужно платить подати — к кулаку, ребята из города пришлют — отдадим. И кулак может давать деньги совершенно безопасно, потому что, когда пришлют деньги, он уже тут как тут — "за тобой, брат, должок есть". За одолжение заплатят процент, да еще за уважение поработают денек-другой — как не уважить нужного человека, который вызволяет? А у него есть, где поработать — дает в долг деньги и помещикам, а те ему за процент либо лужок, либо лесу на избу, либо десятинку земли под лен, помещику это ничего не стоит, как мужику ничего не стоит поработать денек-другой.

Кулак всегда толкует о трудности и невыгодности земледельческого труда, он яркими красками рисует прелесть беззаботной жизни безземельного, ничем не связанного, человека, легкость заработков, и часто увлекает молодых людей, которые слушают его, бросают хозяйство и землю. А кулак только посмеивается: "работает дурак, а у меня должники все скосят, сожнут и в амбар положат". Никак нельзя было вводить такой вот "экземпляр" в волостное правление.

Когда Петров спросил Иванова про деньги, тот ответил утвердительно. В кармане лежали 10 тысяч, которые Николай взял с собой, чтобы при всех вложить в кассу "АКО" учредительный капитал.

Петров поднял руку, и рявкнул: — ТИХО!

Площадь замолкла.

— Сколько селяне тебе должны все вместе? — спросил Петров.

— Что-о? — разинул рот от удивления кулак, — кто ж это посчитает? Много!

— "Много" — это сколько? — не отступил Александр, — примерно? Сто рублей, двести?

— Сколько? — взвизгнул Тит, — да у меня только в деньгах роздано восемь сотен, да работой, поди, не меньше!

— Значит, тысяча шестьсот рублей? — гнул своё Петров.

— А ещё процент! — тон кулака был уже не такой уверенный.

— Николай, отсчитай этому джентльмену две тысячи, а то мне не нравится эта коррупция. Так нахально покупать голоса избирателей, это что-то нечто, такого даже в девяносто шестом году не было.

Иванов вынул из жилетки "котлету" купюр, перетянутую жёлтой резиночкой, и, на глазах у замершей площади, отсчитал двадцать сотенных билетов. Петров взял у него деньги, поднял их над головой и потряс:

— Отныне Гординская волость Титу ничего не должна! Все долги, произведённые до этого дня, отданы, — потом сунул деньги кулаку за пазуху: — Иди, дядя, восвояси, тебе здесь не рады!

Тит Тюкин ухватил деньги в кулак, слегка помедлил, и сошёл со ступенек в толпу, но перед этим плеснул на наших друзей таким ненавидящим взглядом, что всем стало не по себе.

А вот толпа взорвалась шквалом радости. Кричали, махали руками, напирали, пытаясь прикоснуться к новому волостному старшине и поблагодарить.

— Первое заседание Волостного правления начнётся через полчаса в трактире! — перекрикивая людской гомон, объявил Иванов.

Когда шли к таверне, Александр спросил Николая: — Что-то как-то очень резко всё получилось. Мы всё правильно делаем?

— Всё согласно "Положению", кроме кульбита с кулаком. В Правление вошли старосты всех наших сёл и деревень, и заседатели — толковые мужики. Их мы с Анисимычем заранее отобрали, оповестили и проинструктировали. Ну, и их выслушали, учли все мнения. Ещё должны у нас быть писарь и мытарь. С ними попозже разберёмся. По идее, этих гавриков должны прислать из уезда. Потом поеду, может и получится отбрехаться.

— Да, — протянул Александр, — чувствую, это Тит крепкий орешек. Надо его конкретно прощупать.

В кабаке уже был организован стол заседаний. И когда успели, не иначе, заранее всё было запланировано. Три стола составлены торцами, белая скатерть, лавки. Иванов уселся во главе стола, под образами. Акакий Анисимович сел с другой стороны. Остальные расселись, как получилось. Иерархия ещё не сложилась. Только Петров и Сидоров сели рядом с Ивановым.

Александр перехватил взгляд Николая и понял, что теперь его очередь развлекать народ.

Продолжение следует

--">